Читаем В тени Катыни полностью

Я бы выделил из всего обилия материалов по Катыни пять томов материалов специальной комиссии Конгресса США, изучавшей этот вопрос и опубликовавшей свои выводы в сентябре 1951 года. Внимательно изучив все материалы, члены комиссии — в нее входило четверо демократов и три республиканца — единодушно пришли к выводу, что убийство было совершено НКВД. Вывод этот был опубликован в декабре 1952 года1. Тот же вывод сделан и в опубликованном профессором Здиславом Шталем исследовании «Катынское преступление в свете документов»2. В предисловии к этой книге генерал Владислав Андерс особо подчеркивал тот факт, что Международный трибунал в Нюрнберге не признал обоснованными обвинения советского прокурора, выдвинутые им против германских военных преступников, которые-де виновны в Катынской трагедии. Ну а ежели немцы этого преступления не совершали, то кто же его совершил? Его мог совершить только тот, кто обладал на этой территории административной и политической властью. Такой властью, помимо немцев, обладали только Советы.

Первой серьезной индивидуальной работой на эту тему была изданная в 1951 году в Лондоне книга Юзефа Мацкевича с предисловием бывшего американского посла при нашем лондонском правительстве Артура Блисса Лэйна3. Блисс Лэйн был хорошо знаком с делами Восточной Европы, и он без лишних околичностей указывает на Советский Союз как на виновника этого преступления. Помимо своих литературных достоинств книга Мацкевича имеет и ряд других положительных сторон: она основана на личных впечатлениях автора, принимавшего участие в эксгумации и изучении трупов, и на его личных беседах с местными жителями. На показания двух из них следует обратить особое внимание. Я имею в виду показания Парфена Киселева и Ивана Кривозерцева.

Киселев рассказал о расстрелах польских рабочих из организации Тодта еще до того, как немцы занялись этим делом. В книге Мацкевича даже есть фотография Киселева, сделанная во время его беседы с членом Международной комиссии профессором Орсосом, немного владевшим русским языком. Орсос в то время был профессором кафедры судебной медицины Будапештского университета. Комиссия работала в апреле 1943 года, т. е. еще до немецкой оккупации Венгрии.

Первым человеком, сообщившим в 1942 году германским оккупационным властям о существовании захоронений, был Иван Кривозерцев. Он был более разговорчивым и смышленым, чем другие местные крестьяне. Кривозерцев прекрасно понимал, что его ждет, если он попадет в руки большевиков, и поэтому, когда Красная армия стала с боями приближаться к Смоленску, он вместе с матерью и сестрой двинулся на Запад. В Польше в неразберихе эвакуации его сестра и мать потерялись, он так и не смог их потом найти. Самому же ему удалось пройти почти всю Германию, и в конечном итоге он объявился в американской оккупационной зоне, где и обратился к властям, полагая, что информация, которой он располагает, может их заинтересовать. Но американцы никак не могли взять в толк, о чем речь, и решили передать его советским, которые, дескать, смогут разобраться и оценить по достоинству его заявления. Но и тут Кривозерцеву повезло. Он смог-таки сбежать от своих американских «доброжелателей» и найти польские части. Тут с него сняли обширные и детальные показания. Признание это позже было включено в сборник материалов под редакцией профессора Шталя. Из Германии он был переправлен во Второй польский корпус в Италии, а оттуда он вместе с другими беженцами попал в Великобританию. В Англии он был зарегистрирован под именем Михаила Лободы4. Впоследствии Мацкевич встретился с ним и написал биографию этого простого русского крестьянина, тяжело пострадавшего во время коллективизации.

Кривозерцев умер при загадочных обстоятельствах. Еще в английском лагере для перемещенных лиц вокруг него начали крутиться какие-то русские, выдававшие себя за бывших пленных, которым-де удалось избежать депортации в Советский Союз. А потом, в октябре 1947 года, он был найден повешенным в сарае. Британская полиция признала случившееся за самоубийство. Мацкевич об этом случае написал несколько статей5.

Книга Мацкевича написана просто блестяще. Здесь и прекрасный язык, и свежесть впечатлений участника исследований происшедшего. Кроме того, он приводит в книге и советскую версию, наглядно и последовательно показывая ее лживость. Но у нее есть и недостаток — она была опубликована без предметного указателя и без ссылок на источники, что совершенно необходимо для подлинно исторической работы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное