В тени Катыни

Такого же мнения придерживаются и профессор Гарвардского университета Адам Бруно Улам, автор многих работ по новейшей советской истории, Роберт Конквест, известный английский советолог, и профессор Института международных отношений Генри де Монфор, выпустивший в 1966 году книгу «Расстрел в Катыни: русское или немецкое преступление».[103] Их точку зрения разделяет в своих статьях в американской и швейцарской прессе доктор Дж. Эпштейн, сотрудник Гуверовского Института войн, революций и мира Калифорнийского университета. Он поместил в апреле 1974 года статью в западногерманской газете «Ди Вельт» («Die Welt»), в которой заявляет, что расстрел польских пленных был заснят на пленку и каким-то образом попал в руки китайских коммунистов. По утверждению Эпштейна, в различное время китайские посольства в Париже, Варшаве и Лондоне располагали этим документом.[104] Впрочем, это утверждение нуждается в проверке.

По утверждению Александра Исаевича Солженицына, некоторые моменты расстрела соответствуют приемам, принятым в НКВД еще со времен Дзержинского. В качестве примера он приводит связывание рук и шеи жертв одной веревкой.[105] Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, пишет, что после Катыни Сталин всегда покидал зал во время исполнения сцены убийства в лесу в опере Иван Сусанин. Аллилуевой кажется, что ее отец испытывал такие же угрызения совести, как и Иван Грозный.

Глава IX Диалектика Катыни

Собственно говоря, выяснение того, что Катынское убийство было осуществлено НКВД по приказу Москвы, лишь приоткрывает завесу тайны этой трагедии. Чтобы понять исторический смысл случившегося, нужно ответить на вопрос: для чего Москве потребовалось физически уничтожить польских военнопленных офицеров? Кстати, этим вопросом задается и Заводный, и выдвигает несколько гипотез на этот счет.

На первый взгляд, ответ чрезвычайно прост. Так, Константин Фитц Гиббон в предисловии к книге своего брата пишет, что это было вызвано стремлением большевиков уничтожить цвет польского народа. Сталин вообще предпочитал физически уничтожать всех, кто, по его мнению, может повредить консолидации его власти. Именно этим объясняются проведенные им в 1937-38 годах массовые чистки среди старых большевиков и командования Красной армии. Польские пленные офицеры представляли не только элиту своего народа, но и, безусловно, стали бы резко противиться планам Сталина в Восточной и Центральной Европе. И именно оттого они должны были быть уничтожены. Что же, хотя такая трактовка и представляется довольно логичной, она не отражает всего комплекса Катынской трагедии.

Советская политика — и внутренняя и внешняя — вся насквозь пропитана диалектической казуистикой. Диалектика Гегеля и Фейербаха, воспринимающая все сущее методом тезис-антитезис-синтез, не только заняла место государственной философии в СССР, но и стала чем-то вроде государственной религии. И все развитие общественных наук в Советском Союзе целиком опирается на эту пресловутую диалектику. Процесс этот начался еще при Ленине и достиг особенного развития во время Сталина.

Противоречия такого подхода особенно сильно проявлялись тогда, когда теория сталкивалась с действительностью. Теория утверждала, что советское общество неотвратимо движется к коммунизму, а в действительности создавалась сугубо тоталитарная система, стремящаяся проникнуть в мельчайшие детали частной жизни граждан. И это проникновение тоже, как ни странно, находило объяснение: дескать, государство должно окрепнуть, а после этого начнет отмирать.

Громогласно провозглашался лозунг борьбы за мир, а тем временем создавалась огромная армия. Милитаризация Германии была начата Гитлером только в 1934 году, но еще в двадцатых годах остатки кайзеровского генерального штаба тайно сотрудничали с большевиками, разрабатывая вопросы тактики ведения будущих войн.

Сразу после революции крестьяне получили землю, но уже в конце двадцатых годов ее у них стали отбирать. Отбирали и большую часть скотины, а самих крестьян загоняли в колхозы, система хозяйствования в которых очень напоминала крепостное право.