В тени Холокоста. Дневник Рении

Мы покинули город,
Мы как будто сбежали
В густую тёмную ночь.
С нами город простится под грохот
Разрушенных зданий.
Темнота над моей головой.
Но любовь
И объятия мамы
Проведут нас сквозь ночь,
Утешением станут:
Мы дойдём,
Доживём
До рождения дня —
Одинокие путники,
Неприкаянные беглецы.

18 сентября 1939 г.

Мы пробыли во Львове почти неделю, никак не можем прорваться в Залещики. Город окружен. Еды не хватает. Иногда я встаю на рассвете и стою в длинной очереди за хлебом. Кроме того мы целый день просидели в бункере, в подвале, слушая ужасный свист пуль и взрывы бомб. Господи, спаси и сохрани нас. Бомбами разрушены несколько многоквартирных домов, а через три дня там в руинах находили людей, живыми. Некоторые спят в бункерах; те, кому хватает смелости спать дома, просыпаются по нескольку раз за ночь и бегут вниз в подвалы. Эта жизнь ужасна. Мы желтые, бледные от этой подвальной жизни – от отсутствия воды, удобных постелей и сна.

Но еще хуже ужасные мысли, темнее ночи, звероподобные. Бабушка осталась в Пшемысле, папа в Залещиках, а мама, моя мамочка, в Варшаве. Варшава окружена, храбро обороняется, снова и снова отражая атаки. Мы, поляки, сражаемся как рыцари в открытом поле, где нас видно и врагу и Господу. Не как немцы, которые бомбят дома мирных граждан, превращают в прах храмы, травят маленьких детей ядовитыми конфетами (зараженными холерой и тифом) и воздушными шарами с горчичным газом. Мы обороняемся, и мы побеждаем, как Варшава, как города Львов и Пшемысль.

Моя мама в Варшаве. Люблю ее больше всех на свете, моя самая милая, самая драгоценная. Я знаю, что когда она видит, как дети льнут к своим матерям в бункере, она наверняка испытывает то же самое, что чувствуем мы, когда это видим. О Господи! Самый великий, единственный и неповторимый. Господь, пожалуйста, спаси мою маму, пусть она верит, что мы живы. Боже милостивый, пожалуйста, останови войну, сделай всех людей хорошими и счастливыми. Аминь.

22 сентября 1939 г.

Дорогой мой Дневник! Сегодня у меня был странный день. Львов сдался. Но не Германии, а России. Польских солдат разоружали на улицах. Некоторые со слезами на глазах просто бросали свои винтовки на землю и наблюдали, как русские ломали их ружья. Гражданские забирали коней, седла, одеяла. Я горюю, так горюю… Только небольшая горстка все еще сражается. Несмотря на приказ, защитники Львова продолжают свою героическую битву, погибая за родину.

Город окружен.
В кольце врага
Бьются они —
Без приказа.
Снова и снова.
За город бьются,
И не сдаются –
Защитники Львова.

28 сентября 1939 г.

Русские вошли в город[12]. Все еще не хватает еды, одежды, обуви, всего. Перед магазинами длинные очереди. Русские особенно жаждут покупать вещи. Они устраивают рейды, чтобы достать часы, ткани, обувь и т. д.

Эта Красная армия странная. Не отличишь рядового от офицера. Они все носят одинаковую серо-коричневую форму. Они все говорят на непонятном мне языке. Они называют друг друга «товарищ». Правда, у некоторых офицеров более умные лица. Польша заполнена немецкими и русскими войсками. Единственный островок, который до сих пор сражается, – Варшава. Наше правительство сбежало из страны. А я так верила.

Где мама? Что с ней? Господи! Ты услышал мои молитвы, и войны больше нет (или я, во всяком случае, ее не вижу). Пожалуйста, услышь первую часть моей молитвы тоже и защити мою маму от зла. Где бы она ни была, что бы с ней ни случилось, прошу, не спускай с нее глаз и с нас, и помоги нам во всех наших нуждах. Аминь.

27 октября 1939 г.

Я вернулась на время в Пшемысль. Хожу в школу. Жизнь вошла в обычное русло, но в то же время она другая, такая грустная. Нет мамы. Мы не получали от нее никаких известий. Видела ужасный сон, что она умерла. Я знаю, что это невозможно. Я все время плачу, меня мучают плохие предчувствия. Только бы знать, что я ее увижу через два месяца, даже через год, только бы знать, что я обязательно ее увижу. Это невозможно. Нет, лучше умереть. Святой Боже, прошу Тебя, пошли мне легкую смерть.

28 октября 1939 г.

Школьная жизнь такая странная. Вчера у нас было собрание, позавчера – марш. Польские женщины возмущаются, когда слышат приветствия Сталину. Они пишут тайные послания со словами «еще Польша не погибла»[13], хотя, честно говоря, она погибла давно. А теперь есть Западная Украина, есть «коммунизм», все равны, и это их обижает. Их обижает то, что они не могут сказать «ты, паршивый жид». Они по-прежнему это говорят, но тайком.