В тени королевы

– Она сильнее, чем кажется, – отвечает Левина. – Куда больше я беспокоюсь за вторую сестру.

– Леди Кэтрин?

Она кивает.

– Взгляни. – И, взяв со стола стопку рисунков, перебирает их, потом находит набросок лица Кэтрин.

– Ты уловила ее хрупкость, – говорит он. – И красоту. – Подносит рисунок ближе к свету, вглядывается. – Прежде я не замечал, как она похожа на отца.

– И красотой, и обаянием в него, – отвечает Левина. Верно, Генри Грей немало девичьих голов вскружил в свое время!

– В казармах я слыхал толки о том, что законная наследница престола – она, а не Елизавета.

– Боже упаси!

Левина пробует представить ветреную Кэтрин Грей в роли королевы Англии. На первый взгляд это кажется невозможным… но, в сущности, почему нет? В жилах Кэтрин течет кровь Тюдоров, и на ней, в отличие от Елизаветы, нет пятна незаконнорожденности.

– Королева надеется произвести на свет мальчика. Тогда вопрос престолонаследия будет улажен.

Георг бросает на жену выразительный взгляд, возводит глаза к потолку, но не спорит.

Он продолжает перебирать рисунки. Вот Фрэнсис Грей – набросок по памяти. Здесь она улыбается, а в жизни Левина уже давно не видела на ее лице улыбки.

– Зачем ты так много рисуешь Греев? – спрашивает он.

– Фрэнсис делает у себя в Бомэноре галерею. Хочет повесить там портреты всей семьи.

После казни герцога поместья Греев должны были отойти короне, только королева сразу вернула их Фрэнсис – не все, хотя и почти все: Брэдгейт, ее любимый дом, оставила за собой. Фрэнсис не скрывала облегчения: не от того, что земли и особняки остались в чужих руках, а от того, что королева не держит на нее зла. Однако она со своими двумя дочерями ходит по лезвию ножа. Все трое прикидываются католичками, но с них глаз не сводят: Фрэнсис рассказывала Левине, что Сьюзен Кларенсьё неотступно следит за ними и докладывает королеве об их жизни – что они едят, с кем переписываются, часто ли молятся. Неудивительно, что она хочет окружить себя портретами родных и близких, многих из которых уже потеряла.

– Опять портреты! – ворчит Георг. Быть может, он предпочел бы, чтобы жена сидела дома и рожала по ребенку каждый год.

– Не начинай, – твердо отвечает она.

– О чем это ты?

– О том, что ты не вправе жаловаться на мою работу. Все, чем мы живем, куплено на мои заработки.

И она широким жестом обводит дом и все, что в нем – серебряную посуду в шкафу, стеклянные окна, выходящие на улицу, – в то же время ощущая, что поступает невеликодушно. К чему напоминать Георгу, что не он содержит семью? Он очень хороший муж. Другой на его месте еще много лет назад забил бы ее кнутом до полусмерти, чтобы принудить к повиновению.

– А правда, что Фрэнсис Грей решила выйти замуж за своего конюха?

– Вам в казарме, кроме сплетен, заняться нечем? – спрашивает Левина, и в голосе проступает раздражение. Она прекрасно знает, что Георг ревнует к ее дружбе с Фрэнсис, – а он знает, как ей неприятно слышать, что подругу и ее будущего мужа обсуждают досужие сплетники. – Стокс хороший, добрый человек; но главное, с ним она вместе с девочками сможет убраться подальше от двора! – Левина повышает голос. – Почему никто этого не понимает? Можно подумать, мир перевернется, если герцогиня выйдет замуж за простолюдина!

– Да я не в том смысле… – начинает Георг.

– Знаю, – отвечает она. – Прости.

Ей в самом деле стыдно. Они так редко бывают вместе: можно ли тратить эти драгоценные часы на ссоры?

– Но вот что меня беспокоит… – Он в задумчивости потирает лоб рукой. – Ты не боишься, что связи с этой семьей навлекут на нас беду?

– Георг, я не из тех друзей, что в беде перестают быть друзьями. Фрэнсис всегда была ко мне добра – я ее не покину. – «Как мало мужчины понимают женскую дружбу, – думает Левина, – как низко ценят!» – И потом, сейчас она снова в милости у королевы.

Все-таки она ввязалась в бессмысленный спор!

– Королева любила и леди Джейн, ты сама рассказывала. Но это не помешало ей…

– Хватит! – почти кричит Левина и выставляет перед собой ладонь, словно возводя между собой и мужем невидимую стену. Гнев кипит в ней и вот-вот прорвется, особенно потому, что она понимает: Георг прав.

– Ви́на, я боюсь п-п-п-п… – Мучительная пауза; Георг пытается закончить слово. Как бывает в минуты волнения, его заикание снова напомнило о себе. Левину это больше не беспокоит: за семнадцать лет она привыкла к заиканию Георга и почти перестала его замечать – но сейчас, когда на него сердита, оно снова неприятно царапает ей слух. – …п-последствий этого нового союза.

Георг говорит о королеве и испанском принце Филиппе. Не он один боится католиков: многие из тех, кто предан новой вере, уже бежали из Англии в иные страны, где нет религиозных стеснений.

– Если боишься – если ты такой трус – пожалуйста, возвращайся в Брюгге! – Но тут же она прижимает ладонь ко рту, коря себя за несдержанность. – Прости… я не хотела… это было несправедливо.

Георг молчит. Она подходит ближе, начинает разминать ему плечи, однако он остается напряженным, неподатливым.

Некоторое время оба молчат. Наконец он говорит:

– У нас с тобой хорошая семья, не так ли, В-в-в-в…