А теперь, когда с этим покончено, господину комиссару хочется узнать, какие новости Алекс привез о контессе. Господин комиссар надеется, что с ней все нормально. Некрасивая, так что же? Красота — не самое главное. Доброе дитя, хоть и излишне простенькая. Жаль, тысячу раз жаль, что сам он не смог поехать в Калькутту, но ведь ему нездоровилось. Простуда все… Он, конечно, понимает, что поездка в Дели — не вполне приятное путешествие, но надеется, что под присмотром миссис Эбатнот все пройдет хорошо. А потом он и сам приедет в Дели по делу, заодно и… Словом, убьет сразу двух зайцев.
За прошедший год мистер Бартон не стал здоровее и внешне привлекательнее. Он-то, может быть, и хотел взять себя в руки и путем ежедневных физических упражнений и воздержания от спиртного и женщин улучшить свое состояние. Но по здравому размышлению решил, что все это необязательно. Наоборот, ведь это его последний год свободы и надо получить от него максимум удовольствий. Через год придется связать свою судьбу с некрасивой, постоянно ноющей, костлявой девчонкой. Ей, конечно, не понравится образ его жизни, и она поднимет по этому поводу дикий шум, призовет на помощь всех своих влиятельных родственников. Но господину комиссару плевать. Главное, добраться до венца, а значит и до ее денежек, а там уж будь что будет, ничего не страшно. Жизнь, конечно, пойдет совсем не та, что сейчас, поэтому-то и необходимо вовсю насладиться напоследок. Прийдя к такому выводу, господин комиссар выкинул из головы все мысли о каком бы то ни было воздержании и упражнениях, удовлетворенно вздохнул и предался удовольствиям. И сейчас перед Алексом Рэнделлом стоял тучный, лысеющий, шлепающий губами человек со стаканом в подрагивающей руке и с усами и подбородком, залитыми бренди.
Алекс покончил с вопросом о контессе одной короткой репликой и с мрачной решимостью опять вернулся к вопросу о Кишане Прасаде и сходке заговорщиков в Канвае. Алекс спорил, разъяснял и умолял, но мистер Бартон оставался непреклонен. Алекс ничего с ним не мог поделать. Господин комиссар признал, что все это очень печально, но добавил, что самое лучшее сейчас — обо всем забыть, как будто ничего и не было. Нет смысла ворошить корявым сучком осиное гнездо.
То же самое мнение было выражено полковниками Маулсеном и Паккером, которые командовали двумя из трех полков местной национальной пехоты, квартировавшейся в Лунджоре, а также майором Беквитом, который в отсутствие полковника Гарденен-Смита временно командовал третьим полком.
Полковник Маулсен, который не забыл и не простил капитану Рэнделлу его поведения в Александрии, приложил особые старания, чтобы подвергнуть его рассказ оскорбительному осмеянию. Он сделал все от него зависящее, чтобы комиссар не предпринимал каких-то официальных мер по этому докладу и едва из кожи вон не вылез в стремлении поставить под сомнение рассказанное Алексом. Полковник Паккер, фанатичный христианин, заявил, что все находится в руках Божьих и нужно только почаще молиться. Майор же Беквит, будучи человеком, весьма неуверенным даже в себе самом, был убежден, однако, в нерушимой преданности Компании каждого сипая в его полку. Он с охотой выслушал разгромную критику из уст полковника Маулсена, не возразил, когда тот назвал Алекса выскочкой и карьеристом-любимчиком на государственной гражданской службе и в конце концов укрылся за тем обстоятельством, что в отсутствие полковника Ганденера-Смита он самолично не может ничего сделать. К тому же Алекс был армейским офицером, которого перевели на гражданскую должность, где и платили гораздо больше, чем в армии, и власти было не в пример полковой «свободе». Очень часто таким, как Алекс, их прежние сослуживцы остро завидовали. И майор Беквит в этом не был исключением.
Тогда Алекс выставил вперед свою раненую руку на перевязи, попросил недельное продление отпуска по ранению и тут же уехал в Агру к губернатору Северо-Западной провинции господину Джону Колвину. Впрочем, поездка оказалась безрезультатной.