Он увидел блик огня на длинном лезвии ножа. С того места, где сидел Алекс, видно было плохо, но он почувствовал, как вдруг отшатнулись и охнули первые ряды. Этот тяжелый вздох перекрыл на секунду даже оглушительный бой барабана. Дрожь волной пронеслась назад и докатилась до Алекса. Даже те, кто сидел на последних рядах, ощутили на себе весь ужас, который испытали первые ряды. Алексу стало страшно. Это был безотчетный, суеверный страх, парализовавший его на минуту. Он не понимал, что происходит. Только чувствовал, что от ужаса у него на мгновение пересохло во рту, встали волосы дыбом и выступил пот на лбу.
В ту минуту самым лучшим было встать и уйти, но Алекс просто физически не мог шевельнуться. Все мускулы свело судорогой от страха, прежде ни разу не изведанного им. Он был беспомощен, поражен примитивным, каким-то средневековым ужасом… И это был страх не перед смертью, это был страх от встречи лицом к лицу со Злом… Он слышал, как шумно и прерывисто дышат вокруг него люди. Ему казалось, что это волки. Они и внешне напоминали волков: бешено вращали обезумевшими глазами, высунули языки… Они окружали Алекса, совсем как стая ночных шакалов окружает раненую антилопу…
Дым наконец перестал срываться с жаровни, и пламя вновь очистилось. И как только это произошло, человек, сидевший прямо перед жаровней, вскочил на ноги и издал хриплый крик. Это был тот высокий мусульманин, который говорил на сходке первым. На какую-то долю секунды его лицо осветилось огнем жаровни. Это было грубое, с ястребиным носом лицо, с глубоко посаженными глазами и побелевшими от ужаса зрачками. Он выкрикнул что-то. Алекс не понял смысла. Барабан продолжал греметь, молитва превратилась в какую-то исступленную песнь. Кто-то из толпы оттолкнул мусульманина назад. В следующую секунду над жаровней чья-то рука взмахнула ножом, блеснувшим в неровном свете длинным лезвием. Затем рука резко опустилась. Раздался захлебывающийся крик агонии, резкий и высокий, он почти сразу же потонул в стоне, который издала толпа.
Этот крик не был похож на крик животного. Алекс вскочил на ноги и, увидев того, кто издал этот душераздирающий крик, бессильно отклонился назад, прижавшись спиной к скользкому камню колонны.
На каменной плите было распластано отнюдь не тело козленка. В лужице крови, стекавшей ручейками с плиты, лежал ребенок. Белый ребенок. Алексу бросились в глаза пшеничные волосы и маленький ротик, раскрытый последним криком ужаса и боли. Горло было перерезано, и в нем зияла огромная дыра. Это был мальчик. На вид ему можно было дать не больше трех-четырех лет. Его маленькое тельце неестественно белело на камне, залитом яркой алой кровью.
Слепая, безумная ярость охватила Алекса. На минуту он потерял рассудок и всякую мысль об осторожности. Рука его скользнула за отворот свободной патанской рубахи и пальцы сомкнулись на рукоятке нагревшегося от его тела пистолета. С такого расстояния он просто не мог промахнуться по тому монаху, который стоял над растерзанным ребенком. Алекс знал, что убьет и его помощника, который держал чашу. И еще троих. А потом у него останется нож…
Он выхватил пистолет и навел его на убийцу. Алекс только начал прицеливаться, как вдруг прямо перед ним кто-то поднялся на ноги, загородив обзор. Этот человек, разумеется, не видел Алекса и его пистолета. Просто ему тоже захотелось увидеть все без помех. На какие-то доли секунды пришлось задержать исполнение приговора монахам. И этих секунд оказалось достаточно для того, чтобы вовремя прийти в чувство и образумиться. Ослепляющий туман бешенства схлынул, и Алекс вновь почувствовал способность разумно мыслить. Да, месть за убитого ребенка была необходима. Но, с другой стороны, Алекс не имел сейчас права совершить глупость. Ставки в этой дьявольской игре были слишком высоки. От него сейчас зависели жизни и безопасность сотен и тысяч других детей, уже не говоря об их матерях и отцах… Он обязан был выйти из этой берлоги невредимым. Если он погибнет сейчас, то не сможет спасти своих соотечественников. Пусть даже перед смертью ему удастся отправить на тот свет несколько человек из этой дьявольской компании, игра не стоила свеч. Он понял, что здесь рождалась зараза, которой суждено распространиться на всю страну, если о ней вовремя не предупредить. Если его убьют, соотечественники не услышат его голоса. Нияз? Он тоже погибнет, так как обязательно полезет в драку, если услышит, что Алекс обнаружил себя.
Алекс быстро убрал пистолет обратно под рубаху и вытер рукой пот с глаз. Страшный ритуал жертвоприношения приковал к себе взгляды и внимание всего сборища. Никто не обратил на Алекса никакого внимания. Алекс бессильно опустился на свое место и только сейчас почувствовал, что его всего колотит. Человек, который невольно уберег его от совершения трагической ошибки, ушел куда-то в темноту и освободил Алексу обзор.