Они выехали из деревни, не оглядываясь.
— Хо! — воскликнул Нияз, вытирая пот со лба. — Не думал я, что мы выберемся отсюда живыми. Достаточно было только одному человеку показать зубы, и они перегрызли бы нам глотки, как волки. Вам было страшно?
Алекс коротко рассмеялся и протянул руку ладонью вниз вместо ответа. Она дрожала.
— У меня тоже руки дрожат! — сказал Нияз. — Каждый свой вдох я считал последним. Правда ли, что за вашими людьми охотятся по всей Индии?
— Правда. Но это еще не конец. В конце будет месть, которая будет пострашнее, чем сам мятеж. Такое убийство пробуждает дьявола!
Голос Алекса был хриплым от гнева и отчаяния, и Нияз сказал спокойно: — Ничего не поделаешь, брат. Что суждено, то суждено.
— Этому учит твой Пророк, а не мой, — ответил с горечью Алекс. — Мой учит, чтобы я был пастырем брату моему.
Он направил комиссару краткий отчет о случившемся, и тот послал за Алексом.
— Вы не имели полномочий так действовать! — кипел от злости комиссар. — Позор! Только подумайте, до властей может дойти, что в моем округе без суда были повешены трое человек! Честное слово, Рэнделл, вы слишком много берете на себя! Этих людей надо было привезти сюда и судить их в соответствии с законом!
— И они стали бы героями и мучениками, — мрачно прервал его Алекс. — Это война, сэр! Что эти люди знают о западных законах, чуждых для них? Эти люди хвастались перед крестьянами тем, что убили женщин, детей и раненого. В их руках было доказательство. Вы сами его видели. Вы думаете, что если бы я привез их сюда, то впечатление от их казни, совершенной здесь, было бы больше? Они понимают справедливость — но не закон! И если бы я захватил этих людей, их десять раз уже могли бы перехватить в пути; во время суда половина города и, возможно, половина войск стала бы на их сторону и подняла бы их на щит, как героев, выступивших против англичан. Мы можем себе позволить обойтись без этих судов, сэр.
— Это произведет очень плохое впечатление, — возразил комиссар без прежней убежденности.
— Наоборот, очень хорошее, — сказал коротко Алекс. Более спокойным голосом он добавил: — Если вы предоставите мне, сэр, свободу действий, я смогу обеспечивать порядок в нашем округе до тех пор, пока полки Лунджора остаются спокойными. В настоящее время сипаи спокойны, но, если они восстанут, дело обернется совсем по-иному. Поэтому я считаю, что вам нужно объяснить командирам целесообразность разоружения, пока еще есть время!
— Этого я делать не буду! — сверкнул глазами комиссар, его бледное лицо побагровело. — Что будет, если они разоружатся? Ну — мы останемся совершенно без защиты! Разоружите сипаев, и мы окажемся на милости горстки черни, и каждый крестьянин вооружится ружьем или бамбуковой палкой!
— Не их мы должны бояться! — сказал Алекс и вышел из дома, сразу оказавшись в пекле полуденного солнца. Того самого солнца, палящие лучи которого заливали двор дворца Короля Дели, где в тени дерева стоял большой бак.
Туда, во двор, словно овец, согнали человек пятьдесят ошеломленных, охваченных ужасом людей, среди которых было несколько женщин и детей. Это были последние оставшиеся в живых европейцы и христиане из Дели, которых вытащили из мрака тюрьмы, где их продержали пять дней. Их должны были убить люди, которых вид и запах крови превращал в зверей, люди, совершенно обезумевшие и продолжавшие убивать, резать, рубить саблями с воем и ревом до тех пор, пока не затихал последний крик и стон. Потом, придя в себя, они отступали, содрогаясь от вида окровавленных тел, мозгов и внутренностей убитых, сваленных в одну кучу.
Наконец-то в Дели больше не было иностранцев! Теперь все, начиная от старого Короля, нерешительного и трусливого, и кончая малыми детьми, вступили на новый путь. Назад дороги не было. Из-за массового убийства женщин и детей, чьи изуродованные тела валялись во дворе и чья кровь, впитавшаяся в молчаливые камни и запекшаяся под лучами безжалостного солнца, заклеймила их и обрекла на этот путь. Назад дороги не было. Жребий был брошен.
Весь этот день, пока тени от дерева и бака скользили по камням и мертвым, любопытная, гудящая толпа заполняла двор. К вечеру несколько уборщиков, людей низшей касты, пришли, чтобы убрать во дворе. Они собирали и складывали окаменевшие трупы в повозки и отвозили их на берег тихой Джамны, где по одному сбрасывали в реку. На съедение крокодилам и гигантским черепахам, шакалам и хищным птицам; тела, уносимые медленным течением, застревали в песчаных грядах, в рыбачьих сетях, в водоворотах у крепостных стен.
Алекс шел домой под обжигающими лучами солнца и думал о городе и об округе в целом. О сипаях нечего было думать, но поскольку они все оставались спокойными, он что-то еще мог сделать для охваченных страхом людей, находящихся во власти противоречивых слухов. Он должен был действовать на свой страх и риск. «Мне надо заручиться его согласием, иначе мне ничего не дадут сделать», — думал Алекс. Он вернулся домой, чтобы все обдумать.
— Нияз, есть ли среди пехотинцев люди, которые поддерживают англичан?