В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Он занимал трон Ардашира не больше года. Хосров II при поддержке других парфянских династий, враждовавших с династией Михран, а также нового цезаря – Маврикия, нанес поражение мятежному шахиншаху, который поспешно бежал к туркам. Там он вскоре был убит агентом Сасанидов. Создавалось впечатление, что порядок восстановлен и на небесах, и на земле, что оказалось большим заблуждением. На самом деле предчувствие Бахрама Чобина, что мир стоит на грани разрушения, оправдалось. Как чума, зараза насилия, начало которой положил его бунт, распространилась быстро и далеко. Ее воздействие стало гибельным и для Ктесифона, и для Константинополя.

Маврикий, решив отвергнуть совет сената и оказать поддержку Сасанидам, руководствовался одним главным соображением: острой необходимостью экономить деньги. Сначала этот шаг показался успешным: благодарный Хосров был восстановлен на троне, что принесло дивиденды в виде мира. Успех подтолкнул его к следующему шагу – урезать плату солдатам. Еще в 588 г. армия Востока уже бунтовала из-за этого. Когда командование, чтобы устрашить разошедшихся солдат, развернуло перед ними нерукотворный образ Христа из Эдессы, «толпа не только не образумилась, но зашла так далеко, что закидала святыню камнями»⁷⁶. Прошло больше десяти лет, и настал черед бунтовать солдатам на Балканах. Их лидер Фока, как и человек, презревший все приличия, – Бахрам Чобин, совершил то, чего не делал ни один римский командир, – двинулся на Константинополь. Гордый лозунг христианской империи – веками «ни один император не погиб от руки врага, внутреннего или внешнего»⁷⁷, – оказался втоптанным в грязь. Маврикий, задержанный в Халкедоне, где он старался укрыться от балканских мятежников, был обезглавлен, а его тело выставлено на всеобщее обозрение на ипподроме. Трон цезаря занял Фока. Спустя восемь лет узурпатор тоже был свергнут. У него отрезали гениталии, с тела содрали кожу, а голову пронесли по городу на шесте. Судя по всему, бактерия убийств прочно обосновалась в Новом Риме.

Оказалось, что найти лекарство был способен только один человек, по иронии судьбы тот самый, что сверг Фоку, – армянин по имени Ираклий. «Красивый, высокий, смелый, прирожденный борец»⁷⁸ – таким видели современники нового императора. Он уже продемонстрировал свои способности – захватил власть после практически невыполнимой операции – военной атаки из Карфагена, где его отец был генерал-губернатором. Оказавшись в эпицентре урагана, каких еще не бывало в римской истории, Ираклий с честью прошел проверку своих многочисленных талантов. Приближение конца мира, которое ощущал Бахрам Чобин в Ираншехре, не обошло и Константинополь. Когда кресты в городе стали дрожать и подпрыгивать, мало кто сомневался, что приближается зло космических масштабов. По мнению Феодора, самого известного святого империи (человека такой святости, что он носил 50-фунтовый металлический корсет и ел только зелень), явление дьявола на землю уже не за горами: «Будут набеги варваров, прольется много крови, разрушения и пленения по всему миру, а также разорение церквей». Заключением явился самый суровый прогноз: «Империя падет»⁷⁹.

Такое событие могло предвещать только конец времен, но прошло десять лет после воцарения Ираклия на троне, и оно стало не просто возможным, но более чем вероятным. Скатывание Константинополя к фракционности не осталось незамеченным в Ктесифоне. Желая выйти из тени парфянских династий и придать какую-нибудь окраску своей доселе бледной и ничем не примечательной власти, Хосров II увидел в смещении Маврикия великолепную возможность занять мечтательные умы иностранными делами. Еще никогда Ираншехр не был свидетелем такого напыщенного траура по цезарю. Хосров, несмотря на то что сам называл себя «правителем, ненавидящим войну»⁸⁰, выступил, явив блистательное шоу негодующего благочестия, как мститель за своего благодетеля. По традиции он начал свою кампанию у стен Дары. Брошенная константинопольскими властями на произвол судьбы крепость сдалась после трехлетней осады. В 609 г. пала Амида, в 610 г. якобы охраняемая Христом Эдесса открыла ворота персам. Неожиданно не только Сирия, но также Палестина и Анатолия оказались беззащитными перед армиями шахиншаха. После Кира ни одному персидскому царю еще не предоставлялась такая блистательная возможность завоевания территорий на Западе. Хосров не мог поверить своей удаче и решил пойти ва-банк.