К началу VII в. монотеизм одержал победу практически на всех территориях двух соперничавших империй. Древние языческие традиции сохранились лишь в нескольких местах, где они оказались особенно прочными. В Хорасане, к примеру, зороастрийцы, несмотря на титанические усилия, так и не смогли справиться с Митрой – ужасным и никогда не спящим мстителем за совершенную несправедливость. Он так и остался сидеть на своем горном, освещаемым рассветом троне. В Харране, который долго полагался на свое выгодное положение на полпути между Римом и Ираншехром, чтобы сохранять древний культ Сина, большинство жителей тоже отказывались поклоняться Христу. Тем не менее будущее бога Луны выглядело безрадостным. При Маврикии в город был назначен особенно назойливый епископ, которому поручили ликвидировать идолопоклонничество раз и навсегда. Язычников выявляли среди всех слоев населения и вешали на центральной улице. Поэтому оккупация силами Хосрова II для поклонников бога Луны оказалась в высшей степени своевременной. Персы были слишком заняты завоеванием мира, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как культ Сина. Однако к 629 г., после заключения мира и эвакуации персов из Харрана, восстановление римского управления стало неминуемым. Это было зловещее предзнаменование для городских идолов и их поклонников.
Язычники и манихейцы, иудейские христиане и христианские иудеи – гонения стали их общей судьбой. От имперских властей негде было спрятаться на территории плодородного полумесяца: разве только там, где прятались всегда – в приграничных областях. Веками огромные пространства к югу от двух великих империй служили убежищем – или местом ссылки, это как посмотреть, – для верований, которые в других местах уже потускнели и исчезли, словно чернила на древнем осыпающемся свитке. Поэтому перейти границу и направиться в пустыню – значило совершить путешествие в прошлое. Только в Аравии, за пределами досягаемости монархов, епископов и мобедов, еще выжили самые разные культы. То, что среди арабов находились евреи и христиане, известно точно, но нельзя утверждать, что кто-то из них был уверен в своем господстве. Даже в Химьяре, где власть перешла сначала к еврейскому царю, а потом к христианскому захватчику, ни один режим не сумел уничтожить древнюю репутацию Аравии как благоприятной почвы для ереси. Изображая наследника Давида, Юсуф своими деяниями ужаснул раввинов, а в Наджране название, данное святыне, построенной в честь тех, кто принял мученическую смерть за Христа – Кааба, – являлось безошибочным свидетельством пристрастия арабов-язычников к почитанию кубов. На самом деле Химьяр не был достаточно «огнеупорным» и как христианское государство. В последние годы правления Хосрова I оплаченный персами переворот прервал эфиопскую оккупацию, и еще через пару десятилетий Ктесифон установил прямой контроль над царством. Торговец из Ираншехра, «украшенный серьгами и имеющий персидский выговор», стал узнаваемой для арабов фигурой; причем он принес с собой поклонение Ормузду. Так на грядке с самой разнообразной рассадой появилась еще одна религия.
Тем временем далеко на севере от Химьяра, на границе плодородного полумесяца, и особенно вдоль границ Палестины, активно шло «перекрестное опыление». Ни в одном другом месте Ближнего Востока не было такого удивительного многообразия верований, сохранившихся нетронутыми. Там жили евреи, чья привлекательность для арабов пустыни была отмечена еще Созоменом; монахи, стойкие защитники халкедонской ортодоксии; монофизиты – воины Banu Ghassan. Самаритяне тоже, несмотря на катастрофические последствия их бунта против Юстиниана, продолжали наскакивать на скалу римской власти, а после неминуемого поражения и репрессий уходили назад в глубь пустыни. Покидая Святую землю, они лишь следовали по пути, протоптанному другими: евионитами, назареями, представителями других видов христианской ереси. Причем далеко не каждая частичка мозаики верований, сложившейся в Северной Аравии, была сделана из материалов, перенесенных через римскую границу. Языческие традиции, подсказавшие Мундиру необходимость омыть каменный алтарь ал-Уззы кровью четырех сотен девственниц, а набатеям – поклоняться черному Ка’Ьа Душары, никогда, в отличие от аналогичных традиций плодородного полумесяца, не подвергались активным репрессиям. Христиане Наджрана в имени, данном своей великой святыне, сохранили свидетельство склонности своих предков к поклонению камням. Это предполагает, что и в других частях Аравии, где верования и традиции пришельцев извне столкнулись с верованиями арабов, возник простор не только для конфликта, но и для скрещивания вер, являвшегося самым страшным ночным кошмаром имперских властей.