В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

В нем был один выдающийся пример для подражания. Омар бин аль-Хаттаб (Омар ибн аль-Хаттаб) считался самым грозным и властным из всех спутников пророка, лидером, под руководством которого были покорены Сирия и Ирак, надежной правой рукой пророка. Традиция увековечила его память не только как великого эмира – командира. Он был мусульманином, настолько воспламененным знанием воли Господа, что, говорят, некоторые стихи Корана были открыты только для того, чтобы обеспечить его мнение небесной поддержкой. Даже Мухаммед, согласно некоторым традициям, признавал, что Омар – лучший мусульманин, чем два других. «Когда люди расходятся по какому-то правилу, – утверждалось в одном известном правиле, – узнайте, как делал Омар, и придерживайтесь его»¹²¹. Как и сам Коран, характер второго халифа считался «книгой», – в нем можно было прочитать уроки Божьей воли. Омар, могучий воин и аскет, никогда не медливший, если надо было воспользоваться мечом, он так же быстро мог растоптать в праведном презрении роскошные богатства, этим мечом завоеванные. Этот человек из обыкновенного скромного домика в Медине мог руководить свержением могучих империй, но, если видел своих помощников одетыми в шелка и парчу, мог спрыгнуть с седла и забить их камнями. По мнению мусульманских ученых, он завоевал мир для ислама.

Убедительная характеристика? Да, конечно. Когда речь идет об Омаре, как и о Мухаммеде, историчность не подвергается сомнению. Армянский епископ, писавший через десять лет или около того после Кадисии, охарактеризовал Омара короткими, словно брошенными на ходу фразами – впоследствии многие мусульманские историки будут делать так же – как могущественного монарха, координировавшего наступление сынов Исмаила из глубин пустыни¹²². Но это еще не все. В традициях, сохраненных мусульманами о сахабах – сподвижниках пророка и о самом Мухаммеде, мы находим аутентичное эхо посещаемого Богом и раздираемого ссорами века, который был свидетелем футух – завоевания. И если нет оснований сомневаться в том, что Омар – образец беспощадного благочестия – был вдохновлен непосредственно устрашающим громом откровений пророка, так же очевидно, что сам пророк, призывая арабов на священную войну, действовал в полном соответствии с духом времени. «Тем, которые воюют против Бога и посланников его, и усиливаются распространить на земле нечестие, воздаянием будет только то, что или будут убиты, или будут распяты, или руки и ноги у них будут отсечены накрест, или будут изгнаны из своей земли»¹²³. Такое заявление являлось тем более резонансным, поскольку исходило прямо от Всевышнего, но все же чувства, его наполнявшие, моментально узнавали все, кто был знаком с действиями римских властей. Будь то Юстиниан, подавивший мятежных самаритян, или святой Симеон, испепеливший Мундира молнией, или Ираклий, разрушавший персидские храмы огнепоклонников, – примеров насилия, творимого от имени Бога, можно привести много. Омар казался тем, кого он покорил, равно как и тем, кем он командовал – военачальником вполне узнаваемого типа. Лишь одно увеличивало его престиж и действительно было новым – то, что его удивительные способности военачальника сочетались с несомненной добродетелью. Он не старался подражать манерам цезаря, как это делали Гассаниды: его привлекал пример совсем других христиан. Простые одежды Омара, его постоянная диета из хлеба, соли и воды и отказ от мирских благ – все это было свойственно отшельникам пустыни. Монахи из иудейской пустыни всегда называли себя воинами Господа. Достижением Омара стало то, что он понял эти слова буквально и претворил в жизнь в невообразимой ранее степени.

Итак, как и Коран, героические рассказы о втором халифе уходят корнями в прошлое, в определенное место и время: на периферию Палестины в период яростного конфликта супердержав, когда создавалось впечатление, что весь мир находится в напряженном ожидании конца дней. Тем не менее две идеи: то, что война может вестись во имя Бога, а презрение к земным благам и удовольствиям – тоже форма войны (Омар был их радикальным воплощением), были далеко не новы. Конечно, истина скрыта историями, которые относят его происхождение, как и пророка, к глубинам пустыни, расположенной в сотнях миль от плодородного полумесяца. Такие рассказы были созданы спустя несколько веков людьми исключительного благочестия, чувствовавшими Бога ближе, чем собственную яремную вену. И вряд ли стоит удивляться тому, что они, словно песчаник, много лет подвергавшийся воздействию атмосферных явлений, изменились до неузнаваемости. Отсюда и вечная неудовлетворенность, которой неизменно заканчивались попытки объяснить, каким образом в бесплодных песках Аравии удалось создать государство достаточно сильное и грозное, чтобы покорить плодородный полумесяц. Последствия завоеваний Омара очевидны, но не их ход и не причина первоначальной вспышки.

Хотя не все так плохо. В многочисленных трудах о пророке сохранился по крайней мере один комок магмы, достаточно затвердевший, чтобы устоять против любой эрозии.