Многие евреи верили, что Иерусалим под христианским правлением ничуть не менее грязен, чем языческий Иерусалим: трясина из грязи и идолов. По иронии судьбы те, кто совершили путешествие на Храмовую гору, считались тоже попавшими под влияние не своих учителей, а примера христианских паломников. По мнению большинства раввинов, лучше направить энергию на изучение Торы, святость которой не подвергалась сомнению, чем на путешествие в гнездо еретиков, которым стал Иерусалим. И вовсе не надо было пребывать в школах Суры и Пумбедиты, далеких от Святого города, чтобы придерживаться таких взглядов. Раввины жили и в Палестине. И потом еще существовал и Талмуд. Богословы, ответственные за его составление, могли не обладать всесторонней, полной, доводящей до истощения скрупулезной педантичностью, которую демонстрировали их коллеги на Востоке, но это не мешало росту их авторитета. На самом деле считалось, что раввины Палестины обладают рядом преимуществ по сравнению с раввинами Месопотамии: они были открыты для тех, кто не являлся ученым; они могли одним взглядом испепелить тех, кто вызвал их недовольство; и всегда находились настороже, ни на минуту не забывая об опасности, которую представляют менструирующие женщины. Все эти качества, безусловно, были ценными, но самым поразительным явился другой талант палестинских раввинов. Они сумели переписать древнюю иудейскую традицию так, чтобы отдать в ней главную роль себе. Уже не впервые контроль прошлого обещал контроль будущего.
Как в Месопотамии, так и в Палестине раввины давно считали само собой разумеющимся, что они должны быть лидерами еврейского народа. Понятно, что все их труды всячески подтверждали этот взгляд. Активно насаждалась историческая версия, согласно которой евреи Палестины, дезориентированные и деморализованные утратой храма, обратились за руководством к раввинам, могущество и престиж которых, как известно, не имеет границ. То, что правда была совсем другой и что большинство евреев веками искали справедливости у городских властей, местных магнатов и даже римских правителей, нисколько не смущало раввинов. Они испытывали непоколебимую уверенность в себе и в том, что воплощают волю Бога. И за много веков реальность постепенно слилась с их идеалом. Их противники, как выразители интересов евреев Палестины, мало-помалу ушли со сцены. Правила и наставления раввинов принимались все больше. Их понимание того, что значит быть избранным Богом, приблизилось к определенному и окончательному. Иудейская религия в Палестине стала раввинской.
Но то, что все получилось именно так, не было заслугой одних только раввинов и их учености. Нельзя не отдать должное и их извечным заклятым врагам. Евреи Палестины, в отличие от их соплеменников из Месопотамии, были провинциалами в христианской империи. В качестве таковых они являлись предметами невротической привлекательности для своих христианских правителей. Непрекращающиеся попытки имперской элиты точно разъяснить, что такое христианство, неизменно приводили к определению его противоположности – иудаизма. Даже в Никее христиане и католики яростно обвиняли друг друга в том, что являются евреями в христианской одежде. Веками то же самое происходило, когда одна церковная фракция желала обвинить другую в ереси. В результате христиане стали считать иудейскую веру религией, являвшейся прямой противоположностью их собственной, то есть шовинистической и выхолощенной, а христианство – верой всеобщей, проникнутой Святым Духом. Евреи, понятно, с такой характеристикой ни за что бы не согласились, равно как и с тем, что они практикуют религию, которая называется Ioudaismos. Религия – это христианская концепция, термин «иудаизм» – тоже (слово Ioudaismos по большей части встречается в христианских текстах, датированных после обращения Константина; иудаизм в том смысле, в котором он используется в современном языке, – сугубо христианское изобретение).
Тем не менее усилия церкви оградить собственную веру имели далекоидущие последствия для веры иудеев. Теперь граница между ними охранялась тверже. На ее страже стояли не только епископы и императоры, но и раввины. Разумеется, они всегда утверждали, что эту работу выполняют только они. Их соседи не слишком возражали и с облегчением уступили им роль стражей воли Господа. Евреи Палестины, которым противостояло монументальное и грозное здание христианской ортодоксии, стали проявлять раздражительное нетерпение относительно определения границ собственной власти и системы вероучения. Не дожидаясь, пока все это определит для них христианская церковь, они предпочли обратиться к ученым, высочайшие достижения которых в деле составления Талмуда были подготовкой именно для такого момента. «Почему раввина нужно приветствовать, как царя? Потому что царь правит на основании Торы»36
, не очень смешная шутка, но ко времени Юстиниана в ней заключалась немалая доля истины.