Но последнее вторжение оказалось другим. Сарацины не удовлетворились получением субсидий и шелковых одежд. Они не стали ждать очередной порции сокровищ из рук цезаря, а вознамерились вырвать их у него. Овладев Палестиной, они сразу устремились на Сирию. Пятьюдесятью годами позже монах, живший в Синае, описал, что из этого вышло. Последовало два ужасных сражения: одно в лагере Гассанидов Джабия, а другое в нескольких милях к западу на реке Ярмук[633]
. Их детали точно неизвестны, на них почти нет ссылок в ранних документах, что является показателем нежелания историков смириться с действительным ходом арабских завоеваний и отчаянного стремления римлян их остановить. (Несколько строчек на сирийском языке, написанных на форзаце Евангелия, упоминают о сражении в Джабии; по некоторым сведениям, этот источник того времени, но дата не установлена; Фредегар, хронист из Галлии, писавший примерно через двадцать лет после вторжения арабов в Сирию, ссылается на армию Ираклия, уничтоженную мечом Бога: 52 тысячи его людей умерли там, где спали, таково свидетельство вероятного масштаба поражения римлян.) Даты и подробности сирийской кампании точно неизвестны. В документах много противоречий и путаницы. Но если относительно деталей кампании ученым так и не удалось прийти к консенсусу[634], этого нельзя сказать об ее итоге. Синайский монах уверенно писал, что поражение римской армии было решающим и ужасным[635]. К концу 636 г., когда сезон военных кампаний близился к завершению, Ираклий, похоже, смирился с неизбежным. Сжигая при отступлении поля и деревни, он оставил те самые провинции, которые ценой огромных усилий вернул империи лишь несколько лет назад. Говорят, что, в последний раз оглянувшись на разоренную провинцию, он сказал: «Да будет мир с тобой, Сирия. Ты — богатая страна для врага»[636].Но другие оказались еще богаче. Пустыня отделяла Сирию от Ираншехра, где унизительный развал дома Сасанидов привел на трон безбородого монарха по имени Йездегирд. Страна была измучена и раздроблена так же, как царское семейство, повсюду — признаки римского вторжения. Река Тигр в 629 г. вышла из берегов, смыв многие ирригационные сооружения и оставив великий канал Кавада заиленным. Парфянские военачальники, так и не прекратившие грызню между собой, теперь угрожали разрушить всю систему высшего военного командования империи. Еще никогда, даже в смутные дни после смерти Пероза, империя не была так ослаблена, и арабы, всегда остро чувствовавшие бессилие противника, это знали. Спустя несколько недель или несколько лет после поражения римлян при Ярмуке — источники в этом вопросе, как обычно, туманны — аналогичное решающее сражение имело место на границе Ираншехра с пустыней[637]
. Кадисия — небольшой городок, расположенный к югу от бывшей столицы Лахмидов Хиры. Теперь он стал сценой катастрофы Ираншехра, имевшей воистину эпический масштаб. После сражения, длившегося несколько дней, в процессе которого и боевые слоны, и персидская тяжелая кавалерия не смогли изменить ход событий, арабы стали победителями. Говорят, их женщины, заполнившие пальмовые рощи, перерезали глотки раненым врагам. А тем временем арабская армия, устремившись в погоню за разбитым противником по каналам и понтонным мостам, наткнулась на беженцев среди развалин Вавилона и быстро уничтожила всех. Ираншехр оказался обезглавленным, поскольку вся знать была убита[638]. Теперь на пути арабов стоял Ктесифон, расположенный в сотне миль к северу. Его падение оставалось всего лишь вопросом времени. Несмотря на отчаянное сопротивление, продолжавшееся, судя по разным источникам, около года, великий город был взят штурмом. Йездегирду удалось, воспользовавшись неразберихой, покинуть обреченную столицу. Он добрался до относительной безопасности иранских нагорий и дома своих предков — Истахра, откуда Ардашир пятью столетиями ранее отправился завоевывать мир. Но теперь имперская сокровищница опустела, царские регалии были потеряны, как и Месопотамия, – ее захватчики, имитируя персов, назвали «Ирак».