В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Убедительная характеристика? Да, конечно. Когда речь идет об Омаре, как и о Мухаммеде, историчность не подвергается сомнению. Армянский епископ, писавший через десять лет или около того после Кадисии, охарактеризовал Омара короткими, словно брошенными на ходу фразами — впоследствии многие мусульманские историки будут делать так же — как могущественного монарха, координировавшего наступление сынов Исмаила из глубин пустыни[643]. Но это еще не все. В традициях, сохраненных мусульманами о сахабах — сподвижниках пророка и о самом Мухаммеде, мы находим аутентичное эхо посещаемого Богом и раздираемого ссорами века, который был свидетелем футух — завоевания. И если нет оснований сомневаться в том, что Омар — образец беспощадного благочестия — был вдохновлен непосредственно устрашающим громом откровений пророка, так же очевидно, что сам пророк, призывая арабов на священную войну, действовал в полном соответствии с духом времени. «Тем, которые воюют против Бога и посланников его, и усиливаются распространить на земле нечестие, воздаянием будет только то, что или будут убиты, или будут распяты, или руки и ноги у них будут отсечены накрест, или будут изгнаны из своей земли»[644]. Такое заявление являлось тем более резонансным, поскольку исходило прямо от Всевышнего, но все же чувства, его наполнявшие, моментально узнавали все, кто был знаком с действиями римских властей. Будь то Юстиниан, подавивший мятежных самаритян, или святой Симеон, испепеливший Мундира молнией, или Ираклий, разрушавший персидские храмы огнепоклонников, – примеров насилия, творимого от имени Бога, можно привести много. Омар казался тем, кого он покорил, равно как и тем, кем он командовал — военачальником вполне узнаваемого типа. Лишь одно увеличивало его престиж и действительно было новым — то, что его удивительные способности военачальника сочетались с несомненной добродетелью. Он не старался подражать манерам цезаря, как это делали Гассаниды: его привлекал пример совсем других христиан. Простые одежды Омара, его постоянная диета из хлеба, соли и воды и отказ от мирских благ — все это было свойственно отшельникам пустыни. Монахи из иудейской пустыни всегда называли себя воинами Господа. Достижением Омара стало то, что он понял эти слова буквально и претворил в жизнь в невообразимой ранее степени.

Итак, как и Коран, героические рассказы о втором халифе уходят корнями в прошлое, в определенное место и время: на периферию Палестины в период яростного конфликта супердержав, когда создавалось впечатление, что весь мир находится в напряженном ожидании конца дней. Тем не менее две идеи: то, что война может вестись во имя Бога, а презрение к земным благам и удовольствиям — тоже форма войны (Омар был их радикальным воплощением), были далеко не новы. Конечно, истина скрыта историями, которые относят его происхождение, как и пророка, к глубинам пустыни, расположенной в сотнях миль от плодородного полумесяца. Такие рассказы были созданы спустя несколько веков людьми исключительного благочестия, чувствовавшими Бога ближе, чем собственную яремную вену. И вряд ли стоит удивляться тому, что они, словно песчаник, много лет подвергавшийся воздействию атмосферных явлений, изменились до неузнаваемости. Отсюда и вечная неудовлетворенность, которой неизменно заканчивались попытки объяснить, каким образом в бесплодных песках Аравии удалось создать государство достаточно сильное и грозное, чтобы покорить плодородный полумесяц. Последствия завоеваний Омара очевидны, но не их ход и не причина первоначальной вспышки.

Хотя не все так плохо. В многочисленных трудах о пророке сохранился по крайней мере один комок магмы, достаточно затвердевший, чтобы устоять против любой эрозии.