Нельзя сказать, что учение Мухаммеда оказалось целиком отброшенным в сторону. В Медине, его первоначальной столице, лидеры основанного им государства отчаянно старались сохранить в целостности его наследие. Когда империя начала распадаться на части — знамена мятежников были подняты в Иране и Сирии, а часть арабов в Египте, судя по слухам, приняла веру в Христа[665]
, – новый эмир занял место убитого Османа. Али ибн Абу Талиб вряд ли мог быть теснее связан с золотой памятью о пророке. Он являлся одновременно кузеном и зятем Мухаммеда — по крайней мере, так утверждает традиция, – беспредельно преданным первичным ценностям уммы: эгалитаризму и братству. В результате для своих поклонников он был настоящим имамом: отцом своего народа и Львом Бога. Он относился без всякого презрения к эмигрантам из пустыни и, независимо от степени их волосатости и дурного запаха, считал их своим «электоратом». Убежденный, что мухаджирун должны сохранить контроль над империей, он решил покинуть Медину и сделать своей столицей Куфу. Оттуда с энергией опытного военачальника Али начал утверждать свою власть во всей умме. Чтобы обезопасить тыл, он первым делом подавил армию мятежников у Басры. Воодушевленный успехом, он повел мухаджирун Куфы вдоль Евфрата, поставив перед собой цель — усмирить Сирию. Произошло сражение. Муавия был вынужден пойти на мирные переговоры, и Али торжествовал победу. Вернувшись в Куфу, он, естественно, постарался объявить новости как можно громче. Единство уммы, как утверждала его пропаганда, с триумфом восстановлено. Фитна — смутное время — завершилась.Впрочем, последнее было не так. Муавия, отступив от Евфрата, тоже объявил о своей победе — в точности так же, как и его соперник. Кроме того, положению Али угрожало то, что в рядах его подданных многие отказывались принимать его в роли эмира. Начало переговоров с Муавией и составление мирного договора — все это напоминало поведение скорее надменного и своекорыстного монарха, чем имама. Считалось, что истинно верующий должен был довериться своей судьбе и заниматься не дипломатией, а продолжать военные действия, поскольку такова воля Бога. Обвинение оказывалось весьма серьезным. Пусть Омейяды считают себя наследниками Гассанидов, но ведь Али — кровный родственник пророка. Ничто не могло повредить его репутации больше, чем объявление его обычным Лахмидом — «эмиром Хиры»[666]
.Пока Али возвращался в Куфу, многие его солдаты разбежались. Таких дезертиров называли хариджитами — теми, кто уходит. Но кем они точно не были, это ушедшими от учений пророка. Наоборот, они назвали Али неверующим — человеком, отклонившимся от прямого пути. Тот факт, что он был родственником пророка, лишь укрепил их воинствующий эгалитаризм. Настоящая элита основывается на благочестии, а не на крови. Даже спутник пророка, если он не молится до появления знаков на лбу, «сравнимых с мозолями верблюда»[667]
, не выглядит бледным и осунувшимся из-за регулярных постов и не живет днем как лев, а ночью как монах, в глазах хариджитов являлся отступником. «Над теми, которые отрекутся веровать в Бога после того, как они веровали в него… над теми пребудет гнев Бога, им будет тяжелая мука»[668]. Это правило хариджиты всячески старались навязывать. Например, рассказывали, что их отряд, встретив у стен Басры престарелого спутника, потребовал, чтобы он отрекся от преданности Али, и, когда тот отказался, они безжалостно убили его самого, беременную наложницу и трех спутников. Иногда хариджиты выходили на рыночную площадь, полную людей, и с криком «Нет кары, кроме Божьей» начинали уничтожать всех, кто попадался им на пути, пока их самих не убили[669]. Действительно, воинственная преданность учениям пророка. Ею, по мнению многих мухаджирун, следовало восхищаться. Только у Али было другое мнение. Он отказался от попыток подчинить Муавию и вместо этого взялся за искоренение хариджитов. В 658 г. он одержал над ними решающую победу, которая, правда, оказалось пирровой. По сути, все, что он сделал, – это удобрил почву Ирака кровью мучеников. Спустя три года последовал ответный удар — когда Али молился в Куфе, его убил хариджит. Роковой удар был нанесен и мечте пророка о братстве, об общине верующих.