В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Они веками старательно трудились, чтобы как можно больше использовать богатства Месопотамии. Требовалось прикладывать огромные усилия, чтобы каналы не заиливались, чтобы реки не разливались, чтобы поля не превратились снова в болота. Персидская монархия добилась большего, чем избавление от ила и гудящих москитов: она многократно расширила сеть каналов, многие из которых были обычными ирригационными сооружениями, делящими поля на квадраты, но некоторые являлись воистину грандиозными сооружениями и оказывались не менее широкими и глубокими, чем Евфрат. Кавад лично надзирал за постройкой канала, который обещал стать самым крупным в Месопотамии — свидетельством решимости короны даже в условиях кризиса и финансовых трудностей не снижать расходы на инженерные сооружения. Тут игра стоила свеч. После завершения строительства новый канал должен был снабжать водой новый большой участок Месопотамии. Доселе голая земля станет цветущим садом, вырастет население, появятся города, экономика будет развиваться[145].

Дело только в деньгах. Шахиншах сумел унюхать величие в запахе месопотамского ила. Даже Ардашир, завоевавший эти земли в 226 г., быстро отказался от попыток управлять ими из Истахра, хотя этот город и был родиной династии. Вместо этого он обратил свой взор на берега Тигра. Ктесифон — беспорядочное скопление некогда отдельных городов и деревень, окруженное высокими стенами, – бесспорно, был весьма привлекательным. Не последнюю роль тут сыграл колоссальный царский дворец, притягивающий взоры огромными изящными арками. Основав здесь столицу, царский дом Сасанидов сознательно водрузил свой флаг среди больших и мелких камней — бесчисленных прежних режимов. Напротив, к примеру, находилась Селевкия — город, названный в честь одного из генералов Александра. Некогда он был воплощением греческой силы и уверенности, но его улицы, дома и дворцы уже давно оказались погребенными под слоем песка, а на стенах остались только виселицы. Сам Ктесифон, когда его захватил Ардашир, являлся столицей парфянских царей. Эта родословная, вкупе с обширными строительными программами Сасанидов, сделала город бесспорной столицей Азии. Неудивительно, что римляне, желавшие во что бы то ни стало уничтожить империю, находясь от Ктесифона всего в трех сотнях миль к северо-западу, всегда считали его заманчивой мишенью. И почти неприступной крепостью. Только однажды — в 283 г. — римскому императору удалось отобрать город у Сасанидов, но и тогда в него ударила молния — очевидное доказательство негодования Ормузда. Ктесифон охраняли не только небеса. За стенами, окружавшими город, тянулась бесконечная ирригационная система, ров за рвом. В 363 г., во время последней римской попытки захватить Ктесифон, на защиту города выступили даже москиты. Персы прорыли сточные канавы, и насекомые тучами летали над римским войском, так что «днем не было видно солнца, а ночью — звезд»[146].

Перед Кавадом не было подобных препятствий. Никаких естественных преград — ни горной цепи, ни реки — не находилось между империями Востока и Запада. Граница представляла собой едва ли не линию, проведенную на песке. Те, кто жили по обе ее стороны, говорили на одном языке, вели одинаковый образ жизни. Потому они, как неодобрительно заметил один римский автор, предпочли не бояться друг друга, а вступать в смешанные браки, везти продукты на одни и те же рынки и даже помогать друг другу в обработке земли[147]. В результате и персидским, и римским властям приходилось вести одновременно осторожную политику по отношению к своим подданным и устрашать врагов. На самом деле, по условиям мирного договора, подписанного шестью десятилетиями ранее, сооружение новых крепостей вблизи границы было запрещено. Однако демилитаризация, по сути, была победой персов, поскольку шахиншах, в отличие от римлян, уже имел большой укрепленный город, расположенный почти на самой границе. Он назывался Нисибин (Нусайбин) и некогда являлся опорой всей системы обороны римлян на востоке. К Персии он перешел в 363 г. после поражения атаки Юлиана на Ктесифон. Прошло почти полтора века, а у римлян все еще не было аналогичной крепости, откуда они могли бы координировать отражение персидских атак. В течение десятилетий, пока между двумя супердержавами существовал мир, все это вряд ли имело значение. Но теперь, когда наемники-эфталиты вторглись на римскую территорию, цокот их копыт вселял страх в людские сердца за сотни миль от границы.