В тени молнии

– Кто может дать разрешение? – потребовал он.

– Лейтенант Просоци. Она вон там. У нее есть совсем небольшая свобода действий, но она боится ее использовать. Сегодня ее раз десять просили об этом, и она всем отказала.

Идриан знал, что такое война, и сочувствовал как офицерам, так и хирургам. Именно они – без всякого удовольствия – следили за выполнением таких решений, принятых на самом верху, особенно при недостатке кургласа.

– Что ты будешь делать?

– Дам ему милкглас и велю отнести его в Клуб умирающих. – Глори поморщился. – Через пару часов он умрет, почти не чувствуя боли.

«Клубом умирающих» солдаты называли место, отведенное для тех, кого нельзя было спасти.

– А что, – медленно спросил Идриан, – могло бы уберечь его от смерти?

– Немедленная операция. В горле надо сделать прокол для пропуска воздуха, потом разрезать его, чтобы слить лишнюю кровь, зашить все, что порвано внутри, и снова заштопать. Высокорезонансный курглас может сохранить ему жизнь во время операции, но гарантии нет.

Идриан взглянул на Брейлира и взялся за цепочку у себя на шее. Что говорила ему Джорфакс? Что он слишком мягок и поднимает свой щит, укрывая людей, которых даже не знает? Если бы он был другим, то, наверное, стал бы более умелым убийцей, но зато не спал бы по ночам. Идриан почувствовал, как безумие начало скрестись в глубине стеклянного глаза, излучая мощный поток слуховых и зрительных галлюцинаций. Он давил на глаз, пока все это не закончилось, а потом пошел к лейтенанту Просоци. Эту женщину средних лет с короткими черными волосами, судя по всему, начинало мутить, стоило ей только взглянуть на раненых.

– Мэм, – сказал ей Идриан, – я прошу вас разрешить использовать высокорезонансный курглас для лечения вон того парня. – Он указал на Брейлира. – Он – мой оружейник, и его можно спасти.

Лейтенант Просоци с сожалением покачала головой:

– Не могу, извините. Приказ сверху.

Идриан осторожно потер висок со стороны стеклянного глаза, чувствуя, как сжимается желудок. И вдруг в голове у него стало тихо. Шум исчез так же мгновенно, как гаснет свеча, на которую сильно подули. Поняв, что надо делать, он сунул руку под воротник и снял с себя маленькую серебряную бирку:

– Это мой долговой знак. Срок действия истекает через несколько дней.

Лейтенант вытаращила на него глаза:

– Вы будете свободны еще до конца этой войны.

– Верно. Но я возьму еще год на погашение долга, если вы сейчас дадите разрешение на курглас.

– Вы уверены?

Лейтенант замялась. Было видно, что ее мысли мечутся. Хороший оссанец дал бы согласие не раздумывая. Хороший офицер отказал бы, не позволив отложить отставку из-за такой ерунды. Лейтенант Просоци никак не могла решить, кто она – офицер или просто хороший человек.

– Полностью, – твердо сказал Идриан. – Сделайте так, чтобы это случилось.

Она подошла к ближайшему начальнику, устроив с ним молниеносное совещание, потом вернулась и утвердительно кивнула в сторону Глори:

– Готово. Еще один год вашей жизни принадлежит теперь империи, капитан Сепулки.

Идриан повернулся, чтобы взять меч и щит. Они еще пригодятся ему в бою, а здесь ему все равно нечего больше делать – Брейлир теперь в умелых руках Глори. Идриан размышлял о том, что натворил, оставшись без серебряного жетончика, который обычно так уютно лежал в ямке у него под горлом. Ничего, скоро он получит новый, с новыми датами службы. Интересно, что скажет Джорфакс, когда узнает? Что он позор для убийц всего мира, не иначе.

Ну и пусть. Лишь бы Брейлир был жив, большего ему не нужно.

Брейлир лежал на койке и бредил. С мочки его уха свисало другое стекло. Идриан задержался рядом с ним, сжав ему плечо, и встретился взглядом с Глори.

– Рога тверды, копыта устойчивы, – сказал он.

Глори кивнул в ответ.

– Рога тверды, копыта устойчивы, – подтвердил он, берясь за скальпель.

Демир смотрел, как последние наемники Керите бегут с поля боя, преследуемые оссанскими кирасирами, и даже не пытаются притворяться, что организованно отступают. Он буквально силой заставлял себя смотреть на это – вид пролитой крови и сотен изувеченных тел на затоптанной земле вызывал у него ужас. Но это была явная победа, не менее смелая и разительная, чем та, которую он одержал девять лет назад под Холиканом. В глубине его сознания снова закопошился вопрос: есть ли в армии художник, который запечатлеет его торжество?

Хотя зачем? Нет никакой необходимости изображать кровь и страдания солдат. Люди и так запомнят его победу – они не забудут, кто отбросил непобедимую генеральшу от ворот Оссы. Остальное не имеет значения.

– Прикажи кавалерии прекратить преследование, – распорядился Демир.

– Ты уверен? – спросил Тадеас. Дядя был тяжело ранен. Сабля прочертила кровавую полосу поперек его груди, но он вдел в ухо курглас и милкглас – и мужественно остался рядом с Демиром. – Они бегут. Нужно использовать наше преимущество.