В тени молнии

Его глаза остекленели, и он рухнул прямо на труп юглида. Киззи собрала остатки сил и поползла к нему по мраморному полу. Монтего не подавал признаков жизни, но, прижавшись щекой к его рту, Киззи ощутила тепло его дыхания. Тогда она подняла голову, огляделась и задумалась над тем, как ей вытащить отсюда их обоих.

– С удовольствием, – тихо ответила она и стала подниматься на ноги.

Идриан подошел к полевому госпиталю, неся на плече щит с Брейлиром. Почти всю дорогу пробивник проделал бегом, то и дело прислушиваясь к свистящему дыханию парня, которое перемежалось судорожными всхлипами.

«Плачет – это хорошо». – твердил себе Идриан. – Значит, живой.

Он протиснулся мимо резервистов Иностранного легиона, охранявших полевой госпиталь, в самую большую палатку, куда гвардейцы непрерывно несли раненых. В палатке он осторожно опустил Брейлира на окровавленную деревянную койку, одну из нескольких сот.

– Глори! – крикнул он, вызывая хирурга железнорогих. – Глори, иди сюда!

– Одну минуту, – услышал он голос, донесшийся откуда-то издали.

Другие хирурги и санитары подняли голову и посмотрели на Идриана, но каждый тут же вернулся к своему занятию. Одни давали раненым курглас и выводили их из палатки, другие орудовали иглами, ножами и пилами для костей, спасая тех, кому нельзя было сохранить жизнь при помощи одного лишь колдовства.

Вскоре к Идриану подошел мужчина с острым лицом и темно-коричневой кожей. На кончике его носа висели очки без оправы. Глори получил свое прозвище из-за того, что всегда уделял чуть больше внимания раненым, выполнявшим какое-нибудь «интересное» задание, даже если на поверку оно оказывалось совсем бестолковым. В батальоне саперов для него постоянно находилась такая работа.

– Тот парень со скрипкой, да? – спросил хирург, хмуро глянул на Брейлира сверху вниз и наклонился к нему. – Прекрати свое глупое нытье, – сказал он ему прямо в лицо. – Меня оно раздражает, а тебе мешает дышать.

– Это нытье называется плачем, Глори, – возразил Идриан. – И ты слышишь его постоянно.

– И все равно оно меня раздражает.

– Обходись с ним бережнее, – огрызнулся Идриан.

В груди у него что-то сжалось. Он знал, что бедняга умрет, с того самого дня, когда они заговорили о смерти. Слишком мягок он был для службы в армии, слишком добросердечен. Зря Идриан взял его с собой на это задание. Он поминутно обвинял себя в этом и еще много в чем, в ушах хохотали призраки безумия.

Опытными руками хирурга Глори обшарил Брейлира сверху донизу, внимательно проверил шею, послушал дыхание.

– Что с ним стряслось?

– Слышал о твари, с которой я дрался на крыше форта Аламеда? – спросил Идриан.

Он увидел, как дрогнула рука Брейлира, и взял ее в свою.

– Да.

– Это она. Еще она сломала руку Пискле и убила двоих рядовых Вэлиента. Кстати, скоро здесь будет Джорфакс. На нее упала лошадь.

– Пискля совсем недавно ломала руку, – вздохнул Глори; по опыту Идриан знал, что хирург их батальона способен испытывать лишь две эмоции: легкое раздражение и крайнее раздражение. – Стекло ее дери, наверняка тот перелом вскрылся.

Глори продолжил осмотр, а Идриан стал качаться с пятки на носок, прикусив язык, чтобы не торопить хирурга. Он знал, что с Глори такой номер не пройдет: чужие указания только действуют ему на нервы. Идриан оглядел палатку и стал наблюдать за вереницей раненых, которая тянулась от входа в палатку до ближайшего холма и терялась где-то за ним.

– Далеко мы от места сражения?

– В полумиле, – ответил Глори, не поднимая глаз. – Не так давно мимо пронеслись драгуны Керите, но у них тоже были раненые, и, слава стеклу, они выказали уважение к нашим медицинским знакам.

– Как там дела, ничего не слышно? – спросил Идриан.

По правилам он должен был сдать раненого хирургу и немедленно отправиться назад, на передовую, чтобы узнать, какую помощь он может оказать своим.

Глори покачал головой, достал кусочек обезболивающего милкгласа и вставил его в ухо Брейлира, потом мотнул головой: «Отойдем в сторону». Идриан пожал руку Брейлира и пошел за хирургом. При виде выражения на лице Глори у него упало сердце. Глори сказал:

– У него раздроблено дыхательное горло. Сильное внутреннее кровотечение. Плюс перелом двух пальцев и, наверное, нескольких ребер.

– Его можно спасти? – спросил Идриан.

– Вопрос в том, захотят ли они. Мой ответ – «нет».

Идриан резко вдохнул:

– Что это значит, стекло тебя дери? Он капрал и мой оружейник. Делай все, что нужно, и начни сейчас же!

Глори взял Идриана за руку. Его худое лицо стало таким жестким, что теперь напоминало топор.

– Слушай, у нас страшная нехватка кургласа. У меня всего один высокорезонансный кусок. Министерство Легиона и Внутреннее собрание велят давать его только гласдансерам, старшим офицерам и пробивникам.

– Тогда притворись, что лечишь меня.

– Не могу. Вон те люди следят именно за этим. У меня связаны руки. Даже генерал Граппо не может отменить эти приказы.

От тревоги и гнева у Идриана свело живот. Очередной несчастный мальчишка гибнет на очередной проклятой войне из-за приказов богатых придурков, которые настоящих боевых действий в глаза не видели.