Помолчали.
- А хватило ли премии?
- Так я скромно живу, вот и хватило. Да и зарплата неплохая, как и у всех рабочих. Вы в цеху спросите!
- Спрашивали мы в цеху, спрашивали. Вот и характеристику на тебя сослуживцы написали. "Заносчив, надменен, склонен к ереси, за что была своевременно наложена епитимья". А еще поговаривают, будто с черным братством путаетесь.
- С кем, с кем?
- Вот и я думаю, с кем? На кого работаешь?
- Не понимаю о чем вы.
Дознаватель раздраженно надулся.
- А откуда плитку-то с холодильником взяли?
- Я ж говорю, в цеху собрал, из обломков всяких.
- Это ж фабричная вещь, сразу видно.
- Так я способный, сам такие штуки и делаю и выдумываю. Мне даже отец Герсиний грамоту выдал. И премию. На которую я зимнюю одежду купил. И часы.
- Какие часы?
Снова повисло молчание. Наконец, следователь склонился к бумагам и начал писать.
- Придется тебе посидеть чуток, подумать...
- На каком основании? - удивился Ярин. Он ответил на все вопросы, складно и правдоподобно, что еще нужно этому жирному дебилу?
- А просто так, без основания, - спокойно ответил дознаватель, - ты, конечно, складно выкручиваешься, да только мне на твои увертки, на твои доводы - тьфу! Что, думаешь, самый умный? Фу-ты ну-ты, на все ответ готов! - он начал злиться, - а я вот вижу - с говнецом ты! Я твою породу наизусть знаю. Лишь бы себе выгоду выкружить, обхитрить, объегорить. Ишь ты, и пли-и-итка у него, и холоди-и-ильник, и рыбу, падла, жрет! А на какие шиши? Трутень! Одни беды от вас, ничего путного, - следователь ударил кулаком по столу, и Яриновы часы бряцнули на его запястье.
- Ты хуже даже, чем вот эти! - следователь ткнул пальцем в висящие на стене портреты воров и грабителей, - те, может, от бедности воруют, а ты - от жадности своей. Вор ты! Вот и посиди с ворами. Раскаешься, сдашь своих хозяев - может, условкой отделаешься, а так - сидеть тебе до морковкина заговения. Я не удивлюсь, если выяснится, что ты еще и с бесамии путаешься! Эй, стража! Увести его!
Стоявший за дверью стражник вошел в кабинет, защелкнул наручники на руках Ярина, поднял парня за шиворот, и повел по коридору.
Они спустились в подвал, где были расположены камеры, и стражник остановил Ярина у одной из них. За решетчатыми дверями он увидел своих новых соседей - полтора десятка или около того, они были набиты в камеру столь плотно, что в ней едва оставалось место. Сидели тут по большей части тролли и гоблины. Их лица были пусты и злобны, а тела были покрыты рисунками - каждый из них рассказывал о своем обладателе. Тот был убийцей, а этот - разбойником. Услышав приближение стражника, они обернулись, уставившись в проход. Некоторые улыбались, встречая Ярина взглядом - злобным, интересующимся.
Парень нервно сглотнул. Он только сейчас понял, что шутки кончились. Это казалось невероятным, абсурдным, но это происходило: из-за найденной рыбьей чешуи и холодильника он действительно оказался в мире существ, которых даже в Империи считали отбросами. Никакие аргументы, никакой разум не мог помочь ему. Он поймал на себе оценивающий взгляд какого-то заматерелого тролля, и его наполнила паника. Ярин был силен, но не умел драться, и в любом случае не смог бы справиться с такой толпой. Один раз, тогда, в поезде на Назимку, ему удалось одержать верх над троими - но здесь противников было гораздо больше, и потом, таинственная сила лишь дважды за все это время удостоила его своим появлением...
Вдруг Ярин услышал негромкий звук трубы, доносившийся из камеры в углу. Стражник, уже подносивший ключи к замочной скважине, готовясь открыть дверь в новую, страшную жизнь, предначертанную Ярину, вдруг замер и повернулся на звук. Сидящие в камере тоже перевели глаза в его сторону. Они как-то подобрались, вытянулись, словно ожидая чего-то. Стражник убрал ключи в карман, и медленно, словно нехотя, повел Ярина дальше. Они вновь остановились около камеры, маленькой и пустой, в самом конце коридора. Зазвенела дверь, и дверь камеры закрылась за парнем.
Когда глаза парня попривыкли в полумраку, он обнаружил, что был не один.
На нарах, заложив руки за голову, растянулся Эжан.
Глава 20. Ни спасения, ни пощады
Небо над Щачином было наполовину синим, наполовину голубым, и сквозь крыши домов на востоке пробивался багрянец рассвета. Улицы ожившего города были заполнены суетливо спешащими на работу и учебу людьми. Киршт влился в общий поток, но шел он отнюдь не в ЩИСХИЖ, и даже не в привокзальное кафе. Сегодняшний день будет совсем другим.