В тени монастыря (СИ)

Они посидели еще пару часов, говоря о том, о сем, вспоминая старые времена, когда все они – и даже Лаокан – были одной большой семьей. Затем Эмерадиа ушла, и Эредар вернулся к своему занятию. Сконцентрировшись, он снова начал прислушиваться к слабому ощущению там, где раньше – целую вечность назад! – был яростный, ледяной поток, несший в себе силу неизменности и неподвижности, мрачное безмолвие непознанного, потайные течения самых глубин души и тяжелое дыхание смерти. Для непосвященных эта сила была страшнее всех других, но Эредар провел так много времени в единстве с ней, что больше не мог обходится без нее. И он найдет способ снова слиться с этой силой воедино. Найдет… Или умрет.

Даже странно, что после стольких дней, проведенных наедине с воплощенной смертью, эта мысль до сих пор так пугала его.

Глава 1. Снег на голову

Быстро распахнув глаза, рывком вернувшись к действительности, она проснулась. Ее сердце бешено колотилось, дыхание сбилось, мышцы напряглись, словно она пыталась убежать от чего-то. С усилием она сделала медленный, глубокий вдох. Потом еще раз. Через минуту ей удалось успокоить свое тело. Что так напугало ее? Сновидения, конечно же. Вспомнить их не получилось – не лучше, чем хватать туман руками. Сон ускользал, рассыпаясь в смутные образы, расплывающиеся лица, обрывки действий, которые истончались, исчезали с каждой секундой. Конец был пугающим, хотя она и не знала, почему – но вспоминались ей и радость, и любовь, и желание – так много всего! Как же долго я, наверное, спала!

И вправду, как долго? Она нахмурилась, закрыла глаза, попыталась сосредоточиться на событиях вчерашнего вечера… Ничего, – с удивлением и бессилием осознала она. От вечера осталась та же россыпь тающих эмоций и образов, и от вечера перед ним, и от более раннего, и от дней, скрепляющих вечера… Все это время казалось лишь частью сна, воспоминания о котором таяли с каждой секундой. Сна длиной во всю ее жизнь.

Из глубины ее живота всплыл липкий комок паники, разлившейся сперва по груди и плечам, затем по всему телу, и, наконец, заполнившей ее сознание, оттеснив вглубь мысли, оставив лишь злые, пугающие слова и образы. Немощь. Безумие. Болезнь. Одиночество. Смерть. Что со мной? Было бы разумно, наверное, позвать на помощь, или встать, или сделать хоть что-нибудь – но она лишилась сил. Ужас сковал тело, и все, на что ее хватило – это закрыть лицо руками, свернуться на полу калачиком, и лежать так, беззащитной перед черными мыслями, которые с быстротой ветра носились у нее в голове.

Постепенно страх отступил. Не исчез, а лишь отошел – подальше, чтобы можно было насладиться ее мучениями со стороны, но не слишком далеко, чтобы в любой момент снова накрыть ее своими холодными объятиями. По крайней мере, у нее появилась возможность обратить внимание на что-то другое. Как же здесь холодно! – подумала она, покрываясь гусиной кожей. Подождите-ка, она же… Она же голая! Ох, черт! Как ни слаба была ее память, она хорошо понимала: нет ничего хорошего в том, чтобы оказаться нагой в холоде и темноте. Темноте? Только сейчас она поняла, что ничего не видит. В голове снова поднялся ворох образов, смутных, будоражащих, уворачивающихся. На сей раз ей, впрочем, удалось кое-что удержать: искаженное болью лицо молодой женщины, истерзанной и избитой, подвешенной за руки на цепи к потолку скудно освещенного подвала с каменными стенами. Глаза узницы глядели прямо на нее, окровавленный рот шептал «помоги».

Страх немедленно сделал шаг вперед, и следующие несколько минут она могла лишь сидеть, обхватив себя руками. Наверное, лучше вообще не пытаться ничего вспомнить. Где она могла видеть такую… такое? Или, неужели… неужели это произошло с ней? Она ощупала свое тело, но не нашла ни царапин, ни кровоподтеков. Значит, все-таки не с ней. По крайней мере, пока не с ней.

Она поднялась и, пошатнувшись от слабости в слишком долго находившихся без движения ногах, оперлась на очень кстати подвернувшуюся стену – каменную, как и в ее видении, шершавую на ощупь, сложенную из отдельных, неровных, выступающих булыжников. Девушка сделала пару шагов вдоль стены и вышла из неведомо откуда взявшейся лужи на полу, в которой она лежала. Ее прострелило стыдом, но она убедила себя, что это вода. Холодная вода. Может быть, от того она и проснулась, что кто-то окатил ее ледяной водой? Но тогда где же этот кто-то?

Вокруг не было слышно ни стука, ни шороха – гробовая тишина, давящая, звенящая в ушах. И столь же обескураживающая темнота. Может, она еще и ослепла? И оглохла? Или, может, так было всегда? Но тогда почему это так ее удивляет? Помахав пальцами перед глазами, девушка, однако, смогла увидеть движение: свет был, рассеянный и тусклый, на грани видимости – но он был. А звуков не было. До тех пор, пока она не догадалась хлопнуть в ладоши.