В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943

Тут я останавливаюсь: в жизни не видал такой огромной артерии! В диаметре шире большого пальца руки взрослого мужчины и находится под мощным давлением. С большим трудом ее удается обхватить. С помощью натяжения и закручивания концов петли, в конце концов, мы временно перекрываем огромный сосуд. Выше зажима я пока ничего не трогаю, поскольку прямо поперек сонных артерий проходит большая вена; ее нельзя повредить. Простая мелочь, которая могла бы сыграть решающую роль. Все проходит гладко, только приходится закрыть небольшое отверстие в плевре.

Указательным пальцем правой руки очень осторожно я прощупываю зону за грудиной. К моей великой радости, задняя стенка, где находится грудинно-ключичный сустав, совершенно не затронута. Вот счастье, значит, все-таки можно применить свой новый метод. Это легко удается сделать. Открывается хороший обзор.

Ассистент еще сильнее скручивает марлевую петлю вокруг большой артерии и наконец плотно закрывает сосуд. Только теперь я вывожу наружу правую ключицу. Все напряженно наблюдают за этим процессом, поскольку ключица моментально выскакивает наружу под напором мускулатуры. Перед нашими глазами предстает огромная красно-коричневая аневризма с очень тонкими стенками. И тут бьет тревогу анестезиолог:

– Дыхание нарушено, кровяное давление резко падает, пульс почти не прощупывается.

Я сразу ослабляю петлю, обхватывающую мощный сосуд. На самом деле это крайне рискованно. Кровь под огромным напором устремляется в аневризму, которая снова начинает усиленно и угрожающе пульсировать. Мы с ужасом наблюдаем за этим страшным явлением и ждем, что будет дальше. К счастью, тонкая стенка выдерживает, и Густель удивительно быстро приходит в себя. Продолжая работать, я задаюсь одним вопросом: что это было?

Но выбора не остается, я во второй раз закручиваю петлю и жду до тех пор, пока пульсация в аневризме полностью не прекратится. Я тут же рассекаю стенки огромной ложной полости, молниеносно просовываю внутрь руку и извлекаю наружу массы почерневших кровяных сгустков, затем смотрю, что же там внутри.

Боже мой, там, точно в месте разделения безымянной артерии на правую сонную и правую подключичную артерии, можно увидеть зияющий разрез в стенке сосуда, который был разорван осколком снаряда. Лишь недолго мы можем наблюдать эту картину, сверху из отверстия течет ярко-красная кровь. Это легко исправить: выше зоны аневризмы мы перекрываем сонную артерию. Затем огромная аневризма полностью удаляется, до самого основания, потому что только тогда у меня будет достаточно места, чтобы наложить на артерию шов. Тишина. Все затаили дыхание. Никто не произносит ни слова. Как можно быстрее и точнее я сшиваю отверстие в месте разветвления безымянной артерии, поскольку анестезиолог снова сообщает об угрожающем коллапсе.

Лицо Густеля посинело. Дыхание становится прерывистым, кровяное давление резко падает, пульс скачет. Считанные секунды играют решающую роль. Едва закрепив последний стежок, я тут же снимаю с артерии верхний зажим. Сосуд заполняется кровью. Затем удаляется нижняя петля. Теперь кровь устремляется через огромную безымянную артерию в сонную и подключичную артерии, давление повышается, сосуды напрягаются, артериальный шов выдерживает, он не расходится. Густелю становится лучше. Мы вздыхаем с облегчением.

Дальнейшее лечение не представляет никаких сложностей. Только левую грудную полость после сшивания раны нам приходится дренировать, так как внутрь проник воздух. Затем операция завершается.

В изнеможении я отхожу от операционного стола. Все радуются удачному исходу операции. Начальник даже открывает бутылку шампанского. Он пьет за спасение нашего Густеля. Но я категорически отказываюсь, ведь Густель еще не спасен. Его жизнь по-прежнему висит на волоске. Никто не может сказать, по какой причине он дважды терял сознание.

Уже после полудня начинают сбываться мои мрачные предчувствия. Густель не просыпается ни утром, ни после обеда. Несмотря на очень легкий наркоз, он все еще без сознания. Мы никак не можем найти этому объяснения, поскольку правая сонная артерия выше места наложения шва пульсирует очень интенсивно, приток крови к мозгу абсолютно не затруднен. В конечном итоге все указывает на повреждение головного мозга. Начинаются параличи.

Ночью меня будят. Я со всех ног бегу на другой берег Шелони, мучаясь от неопределенности. Слишком поздно! Когда я подхожу к его постели, он умирает прямо на моих глазах.

Непостижимо! Я отчаянно пытаюсь ответить на вопрос: что же произошло? Повреждение мозга? Нужно знать точно.

Утром Шмидт сначала открывает операционную рану, проверяя мой шов в месте разветвления безымянной артерии. Он держался безупречно, в сонной артерии тоже все в порядке, нет никаких тромбов. Тут кроется какая-то тайна. Теперь Шмидт поднимает огромную вялую вену, проходящую поперек больших артерий, разрезает ее и раздвигает концы вены в стороны. Внезапно он вздрагивает и смотрит на меня. Мне передается его душевное волнение. Он обнаружил патологию сосудов, которую не заметили мы. Теперь ее можно увидеть.