Церковь, все больше и сильнее вторгаясь в светскую жизнь рыцарства, накладывало жесткие табу на междоусобицы и войны между католиками. Этими действиями, казалось бы, направленными во благо рыцарству и народам Европы, церковь подталкивала развитие наемничества, появлению «службы за плату» даже среди благородного рыцарства. Церковь наложила руку даже на святыни рыцарства. Посвящение молодого дворянина в рыцари становилось все помпезнее и, как следствие, дороже.
Стали появляться благородные профессиональные воины, избегавшие (из-за дороговизны) процедуры посвящения в рыцари. Армию наемников, до этого в основном низкого происхождения или бастардов, стали пополнять «благородные оруженосцы», «феодальные конные сержанты», «кутилье», «экюйе» и «дамуазо», на которых уже не так давили рыцарские каноны и ограничения.
Развитие ремесел и, прежде всего, военных ремесел давало в руки простолюдинов и горожан опасные и совершенные орудия убийств. Теперь можно было убить, кого угодно и как угодно, без необходимости смотреть врагу в глаза.
Смерти среди благородных рыцарей от арбалетных болтов, камней требюше, камнеметов и мангонелл, становились все чаще.
Королям, понимавшим, что для достижения своих целей нужны грамотные бойцы без различных «комплексов», присущих рыцарям, стали нужны «Кадоки», «Меркадье» и прочие «Луспекары».
Вернемся теперь к Ламберу де Кадоку. Национальность его сейчас установить практически невозможно, он и сам, еще при жизни, скрывал место своего рождения. Да оно, по большому счету, никого и не интересовало! Лишь бы убивал исправно.
Кадоку исполнилось тридцать пять лет, но регулярные попойки и походная жизнь сделала его возраст неопределенным. Он раздался вширь и распустил живот. Его красное от ветра, вина и пожаров лицо, с волосами какого-то светлого, но толком непонятного из-за постоянных контактов со смазанной салом кольчугой, цвета украшал большой губастый рот гнилых зубов.
Его трудно было назвать католиком, но и безбожником язык тоже не оборачивался назвать. Он иногда, когда того требовали обстоятельства, мог часами простаивать на службах, усердно молясь.
Вот только чему он молился?
Исповедовался Кадок редко, мало, кто видео его за этим делом. На моральные и прочие табу ему было плевать. Чего стоил только прицельный выстрел из арбалета в персону короля Ришара!
До Кадока никто, нигде и никогда в Европе не мог даже подумать о том, чтобы выстрелить, не говоря уже о простом прицеливании, в короля! Помазанник Божий был неприкосновенен! Даже во время частых битв средневековья рыцари предпочитали отказаться от схватки с королем, выбирая какого-нибудь графа или иного знатного рыцаря. Случай смерти несчастного Гарольда Английского стоял особняком.
Согласно булле папы Римского Гарольд был объявлен «вне закона», а его земли объявлены «добычей». Поэтому, смерть от стрелы, попавшей в глазницу сквозь прорезь его шлема, была расценена как «кара Господня» …
Вернемся теперь к осаде Шато-Гайяра…
Ой, а где же Ги де Леви, спросите вы меня и будете совершенно правы.
Волею судьбы и согласно воле короля его рота принимала активное участие в покорении Нормандии. Ну а недавно ему поручили завершить, так сказать, эту затянувшуюся эпопею с осадой замка.
И вот,неделю назад в лагерь Кадока прибыл небольшой отряд конных рыцарей под командованием шевалье Ги де Леви.
Кадок оживился. Он прекрасно понимал, что Роже де Ласи и Жильбер де Клэр, пользуясь случаем, со спокойной совестью могут сдаться благородному сеньору-французу. Ламбер де Кадок решил отвлечь Ги и его рыцарей, устраивая пиры, охоты и прочие развлечения, лишь бы они не вспоминали о замке!
Жильбер только что вернулся с казни одного несчастного воина, попытавшегося убежать из замка Шато-Гайяр.
Бедолагу он приказал повесить, высунув перекладину между зубцов стены. А ведь этот несчастный просто хотел поесть, … как и он, благородный Жильбер де Клэр. Гарнизон еле шатался, с трудом переставляя ноги и таская тяжелое вооружение. Он успокаивал солдат, обманывая их пустыми обещаниями помощи от короля Англии…
После четырех дней пребывания в лагере возле осажденного замка, проведенных в пьянках, охотах и других развлечениях, Ги де Леви и его рыцари стали тяготиться вынужденным и затянувшимся весельем.
– Мессир кондотьер. – Спросил Кадока Ги де Леви, возвращаясь с очередной охоты на кабанов, расплодившихся в здешних лесах. – Почему все дни пребывания у вас в лагере я и мои рыцари не наблюдали, даже, малейшего, намека на штурм или осаду. Два ваших требюше стоят, накреняясь, и вот-вот упадут. Видимо, их долго не трогали и не применяли в деле?
Кадок напустил на себя простоватый и благодушный вид:
– У вас зоркий и наметанный глаз, мессир Ги. Требюше мы не применяли еще с декабря прошлого года. Камни кончились…
– Так закупили бы. Каменоломен здесь предостаточно. А ремесленникам все равно, кому продавать, лишь бы платили звонкой монетой… – не унимался Ги.
Кадок почесал затылок и решил соврать:
– Видите ли, мессир рыцарь… деньги кончились. А, за новыми ссудами надо лично ехать в Париж…
– И вы?