Сыновья разъехались к своим группам рыцарей и передали приказ отца. Сотня ди Кавальканти, выждав начало движения отряда Франджипани, медленно тронулась следом, намереваясь либо отсидеться за их спинами, либо, если ситуация станет критической, вклиниться между противниками и попытаться спасти жизнь младшего сына. Так, по крайней мере, в своей душе решил отец, но его сыновья не знали об этом и горели желанием покарать своевольного и непослушного братца.
В это время от отряда Франджипани отделился один из рыцарей, который подскакал к Козимо-старшему и крикнул сквозь прорези своего шлема:
– Синьор Козимо! Меня послал к вам мой хозяин, дабы уточнить у вас, не вашего ли сына он изволит видеть в голове атакующего отряда противника?!..
Козимо до боли стиснул зубы, так что они даже хрустнули, а скулы свела судорога, кашлянул и ответил:
– Да. Передайте синьору Франджипани, что он волен поступать так, как велит ему долг и сердце!..
Рыцарь ничего не понял из пространного ответа старого Козимо, но уловил смысл общих фраз, поклонился в седле, развернул своего коня и ускакал к отряду, начинавшему свой разгон.
Козимо прищурился, словно острые и безжалостные лансы рыцарей предназначались именно ему, а не его сыну, и целились именно в него, а не сына, ойкнул, его сердце сжалось, и его пронзила огненная игла боли.
– Вперед! – Крикнул он, отдавая приказ о начале атаки. Козимо-старший хотел успеть нагнать отряд Франджипани, встать между ним и горсткой отважных безумцев, ведомых его не менее безумным и не менее отважным сыном, развести руками острые копья воинов и, схватив Козимо-младшего в охапку, утащить его отсюда, спасти от неминуемой гибели.
Сыновья, Горацио и Лоренцо, не могли понять отца. Они подхватили крик и передали по рядам рыцарей сигнал к атаке:
– Атака! Атака! Кавальканти и Крест!!!..
Козимо-младший несся впереди своей горстки воинов прямо на холм, у подножия которого он увидел большой отряд своего отца и братьев, стоящих под огромным и трепещущим на ветру стягом их старинного рода. Точно такой же рыцарь верхом на вздыбленном жеребце держал в руках большой крест с двумя поперечинами.
Он заплакал от гордости, ведь перед ним развевался флаг его рода, флаг его любимого отца, которого он безумно любил и с которым постоянно ругался и спорил, доказывая всему миру и самому себе, что достоин его любви и уважения и не понимая того, что отец его всегда любил, любит и будет любить независимо от того, станет он героем, или нет. Ведь он его сын, плоть от плоти и кровь от крови.
– Раздвинуть строй! – Закричал Козимо и в его голосе прозвучали нотки отчаяния. – Широкий фронт!!..
Сотня рыцарей на ходу перестроилась и, расширив фронт атаки, врубилась в передние ряды рыцарей Франджипани. Раздался чудовищный хруст ломающихся копий, ржание лошадей и крики рыцарей утонули в общем грохоте сражения, смешиваясь в одну ужасающую и завораживающую своей искренностью какофонию смерти.
Его ланс сломался – противник неуклюже взмахнул руками и вывалился из седла, пронзенный острым наконечником боевого ланса. Козимо-младший с раздражением отбросил обломок и, забросив свой щит-рондаш за спину, выхватил седельный меч, намереваясь вступить в схватку с рыцарями противника, окружившими его со всех сторон.
Атака захлебнулась, рассыпавшись на групповые и одиночные схватки рыцарей. Козимо-младший успел бросить взгляд на поле сражения и улыбнулся – ему далось-таки развернуть последний резерв Конрадина спиной к лесу, за которым располагался резерв Шарля де Анжу.
– Кавальканти! Кавальканти!!.. – прокричал он боевой клич своего рода и атаковал нескольких рыцарей из отряда Франджипани.
Его седельный меч, его еще называют бастард или меч с рукоятью в полторы руки, вертелся над шлемом рыцаря и обрушивался на щиты, шлемы и коней противника, сея смерть и ужас в их рядах. Козимо, как мог, пытался защищаться, но враг, обступивший его со всех сторон, наседал и вскоре он пропустил несколько ощутимых ударов по своему шлему и корпусу, зашатался и, заваливаясь на бок, выронил бастард на траву, притоптанную копытами коней. Один из рыцарей Франджипани, улучив момент, нанес его вдогонку мощный удар секирой в район плеча, прорубил кольчугу и застрял в теле.
Козимо упал на землю и закрыл глаза. Секира так и осталась торчать в его теле, а красный сюркот стал быстро темнеть от крови, становясь коричнево-багровым. Он снова открыл глаза и увидел небо, синевшее над ним между разгоряченными конями вражеских рыцарей, бившихся с воинами его сотни. Молодой итальянец попытался привстать, но острая боль пронзила его тело и пригвоздила к земле. Небо над ним закружилось в каком-то стремительном танце и стало заволакиваться легкой дымкой. Его сознание еще жило, но силы быстро покидали юное и крепкое тело, все еще цеплявшееся за уходящую из него жизнь.
– Отец… – прошептал он посеревшими губами и почувствовал солоноватый вкус крови. – Отец… где ты…