В тени Сфинкса

Устав от волнений минувшего дня, мы стали готовиться ко сну, в обстоятельствах более чем спартанских, если учесть, что спать предстояло на узкой бетонной полоске, со следами ее канализационного назначения. Поэтому на первое место выдвинулась проблема честного дележа шести надувных кресел, о которых так предусмотрительно позаботилась дирекция «Хилтона». Этого хватало на двенадцать персон, ибо шестеро менеджеров согласились разделить свои спальные места с секретаршами; нас же, спустившихся в канал со Стэнтором во главе, было двадцать. В это число входила футурологическая группа Дрингенбаума, Хейзлтона и Троттельрайнера, журналисты и комментаторы телекомпании Эс-Би-Си, а также двое присоединившихся по дороге: никому не известный плотный мужчина в кожаной куртке и бриджах и малютка Джо Коллинз, личная секретарша редактора «Плэйбоя». Стэнтор намеревался воспользоваться ее химическим перерождением и уже по пути, как я слышал, договаривался с ней о праве на публикацию ее мемуаров.

При тридцати семи претендентах на шесть кресел обстановка сразу же накалилась. Мы стояли по обе стороны вожделенных спальных мест, глядя друг на друга исподлобья; впрочем, в кислородных масках и нельзя было иначе. Кто-то предложил, чтобы все разом, по сигналу, сняли маски — и в самом деле, тогда, наглотавшись как следует альтруизма, мы устранили бы самый предмет спора. Никто, однако, не спешил следовать этому совету. После долгих дебатов мы пришли, наконец, к компромиссу, согласившись на жеребьевку и посменный трехчасовой сон.

Мне выпало спать в первой смене, с профессором Троттельрайнером, гораздо более худым и даже костлявым, нежели мне того бы хотелось, раз уж мы делили с ним ложе (точнее кресло). Вторая смена бесцеремонно прервала наш сон и стала укладываться на наших местах, мы же примостились на коленках у самого канала, с беспокойством проверяя давление кислорода в баллонах. Было ясно: запаса хватит на пару часов; перспектива оказаться рабами добродетели представлялась нам неизбежной и навевала мрачные мысли. Коллеги, зная, что я уже вкусил это блаженство, настойчиво расспрашивали меня о впечатлениях. Я уверял, что это не так уж плохо, — но без особого энтузиазма.

Нас клонило ко сну; чтобы не свалиться в канал, мы привязались, кто чем мог, к железной лесенке. Мою неспокойную дремоту прервало эхо взрыва, более сильного, чем все предыдущие. Я огляделся в полутьме (из экономии все фонарики, кроме одного, были выключены). На бетонную дорожку вылезали громадные толстые крысы. Удивительно было, что передвигались они гуськом и на задних лапах. Я ущипнул себя — нет, это не сон. Разбудив профессора Троттельрайнера, я указал ему на странный феномен; он не знал, что думать. Крысы ходили парами, вовсе не обращая на нас внимания; во всяком случае, они не собирались лизать нас, что профессор счел благоприятным симптомом — воздух, скорее всего, был чист.

Мы осторожно сняли маски. Оба репортера справа от меня спали как убитые; крысы по-прежнему прохаживались на задних лапах, мы же с профессором расчихались, уж очень защекотало в носу. Сначала я решил, что это из-за канализационных запахов — и тут увидел первые корешки. Нагнулся — об ошибке не могло быть и речи. Я пускал корешки, чуть пониже коленей, а выше — зазеленел. Даже руки у меня покрылись почками. Они росли на глазах, набухали, белесые, правда, как обычно бывает с подвальной растительностью; я чувствовал: еще чуть-чуть, и начнется цветение. Хотел обратиться за разъяснениями к Троттельрайнеру, но пришлось повысить голос, так громко я шелестел. Спящие тоже напоминали подстриженную живую изгородь, усыпанную цветами, лиловыми и пурпурными. Крысы пощипывали листочки, поглаживали лапками усы и росли. «Еще немного, — подумал я, — и можно будет их оседлать». Как дерево, я тосковал по солнцу; я ощущал мерные сотрясения, что-то осыпалось, гудело, прокатывалось по коридорам, я покраснел, потом зазолотился и, наконец, стал ронять листья: «Что, уже осень, — удивился я, — так скоро?»

Но тогда пора собираться в поход; я вырвал корни из земли и на всякий случай прислушался. Так и есть — труба зовет! Крыса с поводьями и под седлом (экземпляр исключительный даже для породистого скакуна) повернула голову и посмотрела печальным взглядом профессора Троттельрайнера. Мне стало как-то не по себе: если это профессор, похожий на крысу, седлать его не годится, если же это всего лишь крыса, похожая на профессора, стесняться нечего. Но труба звала. Я прыгнул на спину скакуна — и свалился в канал. Только эта зловонная ванна отрезвила меня.

Содрогаясь от омерзения, я вылез на бетонную дорожку. Крысы нехотя потеснились. Они по-прежнему прогуливались на задних лапах. «Ну конечно, — мелькнуло у меня, — галлюциногены! Если я считал себя деревом, почему бы им не принять себя за людей?» Я вслепую искал кислородный аппарат: побыстрей бы надеть его! Нащупав маску, натянул ее на лицо, и все-таки вдыхал кислород с тревогой — откуда мне знать, настоящая это маска или всего лишь фантом?