В тени сгоревшего кипариса

Очередной транспортник насилует моторы, на взлетном режиме уходит вверх, чтобы не угробиться об усеявшие поле аэродрома танки. Алексей включает рацию на передачу:

– Рассредоточиться по полю и давить пехоту!

Когда-то он слышал о подобном – перед смертью прыгнуть в колодец, чтобы отравить врагу воду. Пока танки, целые или в виде обломков, стоят на посадочной полосе, подкреплений фашистам не видать.

Разлетается обломками еще один танк – маленький «гочкис» из приданной роты.

Над аэродромом, пробившись сквозь месиво «собачьих свалок», к кружащим над Малеме транспортникам прорывается несколько морских тяжелых истребителей. Угловатые немецкие машины шарахаются в стороны, но увернуться удается не всем, в воздухе повисают дымные следы снарядов авиационных пушек и пулеметные трассы. Один Ю-52 падает сразу, еще два, теряя высоту, уходят на вынужденную. Пожар добирается до баков одного из них раньше, чем пилот успевает посадить машину, и самолет над самой землей превращается в красно-черную мешанину огня и дыма, которая, разбрасывая в стороны обломки, болидом рушится на землю. Второй подбитый «юнкерс» садится, но на середине пробежки стойкой шасси врезается в маневрирующую танкетку – обломки самолета полностью накрывают маленькую машину, через минуту над кучей дюраля поднимаются языки пламени, из-под обломков слышны крики сгорающих заживо людей.

Усталые немецкие солдаты, которые всю ночь приводили аэродром в порядок, разбегаются, пытаясь укрыться за любыми неровностями. Пулеметные очереди настигают фигуры в мешковатых комбинезонах, но и танкисты несут потери – выстрелы из противотанковых ружей пробивают даже усиленную броню танкеток. Очередной снаряд зенитки срывает башню с одного из двадцать шестых.

Алексей скрипит зубами и матерится, но заставляет себя наблюдать этот расстрел, ожидая, когда наводчик поймает в прицел его машину. Много времени на это не понадобится, минута-две, максимум, но пушка внезапно замолкает. На гребне высоты 107, неумело падая и перебегая, кучками и кривыми цепочками суетятся сотни греков в гражданской одежде. Вокруг трижды клятой зенитки вперемешку с пустыми снарядными ящиками валяются разбросанные взрывами гранат тела немецких артиллеристов. В бой за аэродром вмешались ополченцы из ближайших сел и городков.

Котовский оттягивает танки к такому неожиданному подкреплению. Бой за аэродром постепенно превращается в методичное уничтожение немецкого гарнизона. На аэродром, дороги и песчаную полосу пляжа продолжают садиться десятки «юнкерсов» и «капрони», но это уже ничего не меняет. В большинстве случаев немцы не успевают выбраться из разбитых при посадке машин, ополченцев много, патронов у них достаточно, и стреляют они на удивление хорошо.

* * *

В экипаже «четверки», которая уже час сдерживает продвижение союзников на северо-восточной окраине Хании, наверняка собраны лучшие танковые асы вермахта – эта сволочь постоянно меняет позиции и так ловко укрывается за каменными заборами, развалинами домов, что попасть в него до сих пор удалось только два раза, и только в лобовую броню башни. Немец попал три раза – «рено» и БТ уже догорают, еще один советский танк из-под огня вышел, но починят его или нет, Фунтиков сказать не может.

Когда фрицев припекает, они уводят танк на обратный склон холма, меняют позицию и тут же появляются снова – там, где их в это время никто не ждет.

– Товарищ майор, кривое дерево, влево на два пальца, над забором верх башни торчит, – Баданов как всегда вертится рядом со своим командиром.

– Ты прав.

Михаил убирает бинокль в футляр. Уши закладывает от звуков стрельбы и артиллерийской канонады, и танкистам приходится перекрикиваться.

Фунтиков возвращается к своей машине, командиры трех уцелевших БТ собрались тут же, под прикрытием чудом уцелевшей стены разбитого дома.

– Так, товарищи командиры, пробуем поймать суку на живца. Я делаю вид, что пытаюсь проскочить вон к тому сараю. Если немец выскочит к колодцу, его бьешь ты. В лоб его не пробить, постарайся перебить гусеницу – если он встанет, ему конец. Ты, Сергей, должен будешь поймать его, если он попытается пройти вдоль канавы. Подставит тебе бок, время на пару выстрелов у тебя будет. Пинчук, когда фриц дернется – все равно куда, ты проскакиваешь к забору, туда, где калитка.

– Понял, – кивает танкист.

– Если мы сможем его сжечь, не дай экипажу смыться. Начинаем по моей команде. По машинам, товарищи.

Немец клюет на приманку – выезжает из укрытия, но больше ничего из намеченного сделать не получается – сорокасемимиллиметровый бронебойный рикошетит от лобовой брони. Немец снова обманывает советских танкистов, сносит казавшийся издалека очень крепким забор и уходит за холм.

– Вот сука! – не выдерживает Куневич, которому так и не удалось поймать врага в прицел, но за холмом раздается взрыв, поднимается пламя.

– Оп-па. Похоже, спекся немец, славяне. Кто ж его там приложил?

* * *