В тени сгоревшего кипариса

Правая нога так до конца и не поправилась – Ерофей прихрамывает, поэтому в строю роты обычно идет последним и не в ногу. Жуков в батальоне числится героем – контуженый раненого командира из-под обстрела вытащил, спас. Греческий орден Ерофею вручили – симпатичный, на такую блестяшку девчат на танцах приманивать хорошо. Вот только чем дальше, тем сильнее Жуков жалеет о своем подвиге. Клистир из госпиталя вернулся не таким, как до ранения. Орать на подчиненных перестал, выкает. Механика своего перед строем за спасение поблагодарил, но Ерофей быстро понял – ротный его ненавидит. И изводит – тихо, спокойно, целенаправленно. Постоянно выставляет дураком, что ни сделаешь – не так, неправильно. И все по уставу, скотина, не подкопаешься. Вежливо. Сделает гадость, отвернется и улыбается. Парни говорят, когда думает, что не видно его, смотрит на Жукова, как в прицел, и губы кривятся. Невольно задумаешься – на хрена тащил его тогда? Сдох бы Клистир от потери крови, и хрен с ним, небось, по такой твари и мама бы несильно убивалась. Злится на себя Ерофей, знает – случись еще раз, опять потащит гада к своим, так воспитан.

Вертеть гайки под проливным дождем занятие не из приятных, но приказ нужно выполнять. Оставшемуся безлошадным Ерофею ротный приказал снять с подбитых танков все, что может быть использовано для ремонта оставшихся. В одиночку. Всю мелочь механик уже снял, теперь пришла очередь тяжелых агрегатов. Трудно, погода поганая, но Ерофей даже доволен – рожу клистирную почти целый день не видишь – уже праздник. А завтра парни из ремвзвода обещали на летучке с утра подъехать, помогут мотор с коробкой из танка выдернуть. Жуков пристроился поудобнее и принялся отсоединять от двигателя топливопровод.

Ерофей сцепив зубы глядит в точку на горизонте – лишь бы не видеть ненавистную рожу командира. Еще бы уши заткнуть…. Нельзя, руки по швам, только побелевшие костяшки на кулаках выдают степень бешенства Жукова. Приходится выслушивать жестяной скрип клитинского голоса.

– Вы нарушили мой приказ, товарищ боец. Мной была дана команда на снятие запасных частей с поврежденной техники и их доставку в расположение части. Вам отдана, товарищ боец.

Клистир с мерзким звуком всасывает сквозь сжатые зубы воздух углом рта, делает пару шагов и снова поворачивается к подчиненному. Старший лейтенант получает удовольствие от процесса. Он сцепил руки за спиной и пару раз покачнулся, перенося вес тела с носков на пятки.

– Вы, боец Жуков, вступив в преступный сговор с бойцами ремонтного взвода, в нарушение приказа использовали для работы походную автомастерскую типа Б. При этом было сожжено дефицитное топливо, истрачен моторесурс двигателя. Сколько в нашем батальоне таких мастерских, товарищ боец? Отвечайте!

– Две.

Клитин купается в ненависти подчиненного, как в живой воде.

– Одна, товарищ боец. Вторая автомастерская предназначена для ремонта автомобильной техники. В то время, когда летучка использовалась не по назначению, боеспособность батальона была поставлена под угрозу. Я подумаю, как вас наказать за преступную самодеятельность, боец Жуков. А сейчас приказываю самостоятельно доставить двигатель и коробку передач к подбитому танку и своими силами переместить их в расположение роты. Срок – до утра, об исполнении доложить мне. Исполняйте.

– Есть.

– Отставить!

Клитин оглядывается, не понимая, откуда взялись за спиной комбат и батальонный комиссар Окунев.

– Жуков, свободен. Я отменяю приказ старшего лейтенанта Клитина.

Дождавшись, пока прихрамывающий рядовой скроется из виду, Барышев оглядел ротного с головы до ног, отметил выражение упрямой решимости на лице и вздохнул.

– За мной, товарищ старший лейтенант.

В кресле, замечательном, «найденном» писарями где-то в бывшем итальянском штабе кресле, отчего-то стало абсолютно невозможно сидеть – тесно, жестко и колени задираются. Барышев встает и опирается кулаками о столешницу. Окунев отошел в сторону и уселся на стул по-кавалерийски, развернув его спинкой вперед.

– Объяснить, что это было, можешь?

Ротный-три замер по стойке «смирно», глаз не опускает, смотрит прямо – уверен в собственной правоте и зол на командира.

– В роте может быть только один командир. Рядовой Жуков считал, что после происшествия в ночном бою может влиять на принимаемые мной решения и имеет право на особое положение в подразделении. Бойца необходимо поставить на место, товарищ подполковник.

Услышав о «происшествии в ночном бою», Озеров не сдержался – прочистил горло, но промолчал.

– И как боец Жуков пытался влиять на твои решения, старлей? – Барышев хочет разобраться, до последнего надеясь на чудо.

– Рядовой Жуков позволил себе исполнять приказы, как считает нужным, а не так, как они были отданы. В частности, использовал знакомства в ремонтном взводе для создания себе льготного режима службы, товарищ подполковник.