Сквозь клубы дыма выкатываются до этого дня не встречавшиеся, округлые силуэты. Строй врага ломается, итальянцы ускоряются, хотят быстрее добраться до позиций греческой артиллерии. В окопах все еще кто-то дерется, но видимость никакая, беглый взгляд ничего не различает. Внимание приковано к прорвавшимся танкам. Их вдвое больше, чем осталось в их героическом батальоне.
Фунтиков несколько раз глубоко вдыхает, чтобы успокоиться – в бою нужна холодная голова, командиру – особенно.
Один из больших танков на правом фланге вдруг задымил выхлопом, дернулся и встал – попали? Нет, сломался, скотина! И в этот момент на Михаила накатывает понимание – складываются вместе долгие остановки для стрельбы, дерганье, разваленный строй и ломающиеся танки.
– Я Фунтиков! – плевать на правила радиообмена, надо успеть. – Они ни хрена не умеют! Не успели технику освоить!
И себе под нос:
– Но пассаран, суки, сейчас я вас убивать буду!
Михаил знал за собой такую черту – когда дело доходит до боя, эмоции выгорают, уходят в сторону. Не чуждый отвлеченных рассуждений, в драке Фунтиков превращается в подобие агрегата, который смотрит, рассчитывает вероятности и отдает команды.
Вот машины врага появились на гребне противоположного холма, перевалили его и начали спускаться по довольно крутому склону. До них метров пятьсот, но уж больно удобное положение – не часто удается пострелять танкам противника в верхнюю броню. А ответить итальянцы смогут, только спустившись вниз – на склоне не позволит стрелять недостаточный угол возвышения орудий. Команды комбата нет, но Барышеву с его позиции может быть видно не все, шанс поймать врага со спущенными штанами упускать нельзя. Вот вниз покатились последние итальянские коробочки, пора!
– Первая, всем! – и, выждав пару ударов сердца: – Атака! Бить с гребня!
И по внутренней связи:
– Огонь! Федор, бронебойными заряжать!
Осторожно спускающиеся по крутому, скользкому склону, покрытому ржавой щетиной прошлогодней стерни, итальянцы оказались в ловушке и растерялись – когда первые снаряды, изготовленные на далеких сибирских заводах, стали прошивать крыши башен и моторных отделений, часть экипажей запаниковала. Злорадно оскалившись, Михаил наблюдает, как несколько танков, рванувшись вперед, теряют сцепление, начинают скользить по склону.
– Тормози, ну! – Михаил привстает с сиденья, не отрываясь от командирской панорамы.
Будто услышав, механик скользящего танка – одного из тех, что побольше остальных, с перепугу бьет по педали тормоза – танк разворачивает поперек склона, и высокая, но довольно узкая машина опрокидывается. Справа, на самом фланге роты этот цирковой трюк повторяет еще один танк, из маленьких.
– Лежачих не бить!
Танки первой роты, остановившись у перелома склона, без перерыва стреляют из пушек, не отвлекаясь на выпрыгивающих из подбитых машин итальянцев. Уже выбит с десяток вражеских машин, дым начинает заволакивать поле боя. Плохо, что ветер западный – гонит черные клубы на советские танки. При равных силах разгром итальянцев был бы полным, однако их слишком много, сжечь всех за несколько минут невозможно. Первые неповрежденные танки врага достигают ровного участка, задирают стволы пушек – оставаться на месте нельзя, зачем давать наводчикам итальянцев возможность стрелять по неподвижным мишеням?
– Я первый-один, вперед!
Рык моторов и лязг гусениц отражаются от скал и склонов холмов, многократно умножаются и давят на психику. Кажется, вот-вот из-за ближайшей скалы выльется масса танков, закрывающая землю и сметающая все на своем пути. На самом деле выплывает неровная, как бык поссал, линия, не особо впечатляющая количеством. Ближе всего к позициям второй роты идут танки, похожие на двадцать шестые, как родные братья, – те же парные тележки катков, короткий корпус, на котором возвышается коническая башня, щупающая пространство длинным стволом орудия примерно того же калибра. Десятка два – точнее не посчитаешь, место неровное. Сойдись с ними лоб в лоб, неизвестно, чья броня окажется крепче, но наводчики второй роты ловят в прицелы борта противника, а скоро увидят и кормовые листы.
– Вторая, кто первый снаряд мимо цели положит, до гражданки заставлю очки в туалетах драить!
И, дублируя команду комбата:
– Заводи!
Мишка отчего-то открыл огонь, не дожидаясь команды Барышева, но заодно и помог второй роте – итальянцы как один стали разворачивать башни в ту сторону.
– Вторая, я большой, огонь, атака!
Вовремя.
– Бей гадов! – командует Котовский и стреляет в башню десятого от себя итальянского танка. Тот внезапно останавливается, снаряд бесполезно чиркает по боковой броне и улетает дальше.
Второй снаряд Котовский всаживает резкому макароннику чуть ниже верхней ветки гусеницы, и дернувшийся было противник замирает. Распахивается огромный – в полборта, люк, оттуда начинают вываливаться танкисты в яйцевидных шлемах.
Быстро окинув взглядом поле боя, Алексей отмечает, что ближайшие к нему танки врага убиты все, некоторые уже занимаются чадными бензиновыми кострами. Пора спешить на подмогу Фунтикову, ему сейчас кисло приходится.