В тени сгоревшего кипариса

* * *

Рыжий и поразительно конопатый парень со злостью пинает свою боевую машину в узкую гусеницу.

– Бракоделы проклятые, только привык к этой жестянке!

Котовский внешне абсолютно спокоен. Это не первый и наверняка не последний «итальянец», которого придется сжечь по причине неустранимой поломки.

– Что на этот раз, Василий?

– Да коробка полетела, товарищ капитан! Скрежет, хруст, и сразу заклинило. Тля, грузовики ведь хорошо делают, а тут… Пушка через задницу поставлена, и ломаются через каждые полсотни километров!

– Да уж, не наша работа. Хотя первые двадцать шестые тоже долго не жили, потом до ума довели. Прицел прострелить, замки пушки и пулеметов выбросить так, чтобы не нашли. Топливо слить, боекомплект распределить между оставшимися машинами. То, что останется, – сжечь.

– Сделаем, товарищ капитан, – уверяет командир танка и с горечью добавляет: – Не в первый раз.

Единственное достоинство итальянской керосинки – очень неплохая пушка, установленная в лобовом листе справа от механика-водителя. Броня тонкая, пулеметы капризные, не от хорошей жизни в маленькой башне вместо одного установлена спарка. Двигатель откровенно слаб, трансмиссия не выдерживает нагрузки, подвеска ломается – дрянной танк, но других нет. Приходится воевать тем, что есть. Даже такая жестянка в умелых руках заставляет идущих по пятам немцев не сильно торопиться.

Что характерно, танкетки того же производителя технически вполне себе надежны, таскают крупнокалиберные пулеметы и противотанковые ружья, не делая особой разницы между английским «Бойзом» и трофейным «Солотурном».

– Поломка?

Мэллоу поправляет черный берет, который третий день носит не снимая – лейтенант гордится тем, что он танкист, вполне освоился за рычагами трофейной немецкой «единички», а его ординарец виртуозно стреляет из башенных пулеметов.

– Коробка передач.

– Это на дороге не починить, – глубокомысленно замечает бритт.

Котовский кивает молча – обсуждать, собственно, нечего.

– Значит, осталось только семь танков, – озвучивает очевидное Мэллоу, и Алексей снова кивает. Добрый Джон считает своим долгом отвлечь комбата от невеселых мыслей: – Вчера вы были неподражаемы, господин капитан. Я начинаю подозревать, что немецкое командование информирует вас о своих планах.

– Элементарно, Мэллоу. – Котовский вдруг широко улыбается и вытирает блестящую кожу черепа большим клетчатым платком. – Я просто попытался придумать, как поймать наш батальон на переходе. Оказалось, немецкий командир думал аналогично. Так что ваша лесть не слишком заслужена.

Джон улыбается вместе с Алексеем.

– Никто не сумеет польстить вам сильнее, чем немецкая разведка. Пленные уверены, что против них действует моторизованный полк.

Котовский пожимает мощными плечами:

– Нужно же им как-то оправдать низкий темп наступления. Одними взорванными мостами и завалами в ущельях не отговориться.

* * *

Любой, кто пробовал соскабливать со щек и подбородка щетину, смотрясь в зеркало заднего вида и намыливая помазок, смоченный холодной водой, знает, как это приятно. Один хруст щетины под лезвием бритвы чего стоит! Тем приятнее, когда есть возможность воспользоваться для процесса водой горячей.

– Вы сегодня просто волшебник, Браун.

– Стараюсь, господин лейтенант, сэр.

– Спасибо, Браун.

– Сегодня капитан приказал приготовить завтрак пораньше, и повар разрешил позаимствовать часть жидкости из котла для чая, сэр.

Хитрый кокни отвечает с каменным выражением лица, очень трудно понять, когда он серьезен, а когда шутит. Мэллоу не провести – он знает, что его ординарец сейчас веселится от души.

– Как думаете, что сегодня придумает наш командир?

– Солнечный капитан не будет сегодня строить бошам козни, сэр.

– С чего ты так решил?

Браун позволяет себе улыбнуться:

– С самого утра приезжал офицер связи, было еще темно, да, сэр. А через десять минут мистер Котоффски приказал будить поваров. Думаю, батальон понадобился где-то еще, господин лейтенант, сэр.

Возмущенный офицер для связи с союзником чуть едва не порезался.

– Почему я узнаю об этом только сейчас?

– А что бы изменилось, разбуди я вас раньше? В батальоне было бы на одного невыспавшегося офицера больше, да, сэр. Вы прекрасно узнаете новости за завтраком, я уже все приготовил, командир обещал быть, – ординарец смотрит на часы, – через семь минут.

Джон вытирает лицо поданным Брауном влажным теплым полотенцем, шлепает по щекам смоченной в одеколоне ладонью.

– Спасибо, Браун. Послушай, на каком языке ты со всеми общаешься? С комбатом на французском, а с остальными?

– Затрудняюсь ответить, сэр. Наверное, на солдатском. Было бы желание понять, договориться можно с кем хочешь.

* * *

Знакомый зал, непривычная суета. В сутолоке праздничного мероприятия сам себе видишься неуклюжим и неуместным, как трактор в филармонии. Кажется, что твои плечи мешают абсолютно всем и совершенно непонятно, куда деть руки. Впрочем, в трудный момент всегда может выручить проверенный друг.

– Алексий, рад тебя видеть! – Карагиозис демонстративно косится на погоны Котовского. – Поздравляю, ты скоро меня обгонишь!