В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая

– Зачем ты об этом думаешь? – покачала головой Манджу. – Тебя неделю тошнило после того, как ты увидела ожоги Фатимы. И опять будет тошнить, если ты не прогонишь эти мысли, как это делаю я.

Разговаривая, они невольно время от времени оглядывались, чтобы удостовериться, не подслушивает ли их дух одноногой соседки. Ее проклятия разносились когда-то по всему Аннавади, и во многих семьях было принято винить ее во всех нынешних бедах. При этом жители почему-то считали, что обитает привидение именно в этом туалете. Все помнили, как она ковыляла сюда, разукрасив лицо помадой. «Стук-стук-стук», – слышалось тогда позвякивание костылей. С тех пор многие не решались заходить в уборную, полагая, что безопаснее справить нужду снаружи.

– Не волнуйтесь, – утешал девушек Раул. – Когда Одноногая умерла, она не взяла с собой костыли, так что ее призрак вас не догонит.

Манджу была склонна согласиться с братом. К тому же она знала, что люди из высшего общества в привидения не верят.

А вот Мина была ужасно суеверной. Недавно ее мать рассказала, что видела, как вокруг испачканных кровью тряпок, которыми девушка пользовалась во время месячных и часто выбрасывала, где попало, крутилась змея. Мать была в ужасе и заявила, что это дурное предзнаменование. Чрево ее дочери может оказаться бесплодным.

Манджу подозревала, что ничего такого не было, и женщина выдумала всю эту историю, чтобы запугать дочь и сделать ее более покладистой.

Но Мину предсказание потрясло.

– Это значит, что внутри меня все засохнет, и я умру, – сказала она как-то, рыдая, Манджу.

Даже в Мумбаи к замужним женщинам, не имеющим детей, относились с подозрением. Что уж говорить о деревне, где бесплодные жены становились изгоями[98].

С недавних пор во время встреч в туалете Мина все чаще рассуждала об опасных вещах. С одной стороны, только здесь, рядом с подругой, она чувствовала себе более или менее свободной. С другой – «змеиное проклятие» и постоянные разговоры о призраке Фатимы привели к тому, что она все время думала о смерти. И все же что-то продолжало удерживать ее от последнего шага.

За день до того, как начался первый Навратри, срежессированный Айшой, майдан решили привести в порядок. Абдула с его кучами мусора сослали подальше, с глаз долой. Женщины тщательно вымели двор. Один из мальчишек забрался на флагшток и закрепил на нем конец гирлянды лампочек, а другие схватили противоположные концы проводов и растащили их в разные стороны, прицепив к карнизам обрамлявших майдан домов. Вечером Манджу и Айша должны были привезти статую божества из соседнего района, и на этом приготовления к празднику будут закончены.

Около полудня Манджу бежала из колледжа домой и думала, как же она успеет провести занятия своей домашней школы, выучить сюжет очередной пьесы из курса английской литературы и сделать все хозяйственные дела. При этом надо еще выкроить не менее часа на то, чтобы съездить за статуей.

– Я зайду перед ужином, – крикнула она Мине, которая с порога своей хижины махала рукой подруге. Манджу не хотелось, чтобы ее лишили удовольствия танцевать вместе со всеми из-за того, что она не успела закончить стирку.

Через четыре часа белье было развешано, а занятие с детьми, закончившееся традиционной зарядкой «руки в стороны, вверх, в стороны, вниз», успешно проведено. И Манджу наконец отправилась к Мине. Подруга сидела у дверей дома и смотрела на блистающий чистотой майдан. Это было странно. Обычно родители не разрешали ей сидеть на ступеньках: они считали, что это подпортит ей репутацию, потому что так ведут себя только легкомысленные девушки.

Манджу пристроилась рядом с ней. Во второй половине дня многие женщины в Аннавади позволяли себе немного отдохнуть от домашних дел перед тем, как взяться за приготовление ужина. Несколько лет назад девочки любили в эти редкие свободные минуты поиграть в классики перед домом. Но теперь они повзрослели; Мина была «невестой на выданье», так что прыгать по двору было несолидно. И вообще сейчас она выглядела какой-то усталой. В ней не было ее обычной неуемной энергии и живости. Может, это потому, что перед каждым Навратри она строго постилась, чтобы умилостивить богиню Дургу.

Время от времени девушка сплевывала на землю.

– Тебя что, тошнит? – спросила Манджу через некоторое время.

Мина покачала голова и снова сплюнула.

– Так что же ты делаешь? – снова стала пытать она подругу, на этот раз полушепотом. – Ты что, жуешь табак? – громко говорить нельзя было. Где-то рядом была мать Мины.

– Нет, просто сплевываю, – ответила девушка, пожав плечами.

Манджу немного обиделась, потому что подруга явно не желала поддерживать беседу, и встала, чтобы вернуться к себе и снова взяться за домашние дела.

– Погоди, – сказала вдруг Мина и протянула к ней руку. В кулаке была зажата пустая баночка от крысиного яда.