В теснинах гор

Магдилав молчал. Он вспоминал Тайпус, прекрасные черные глаза ее, подобные спелой черешне. Как старался он задушить в себе любовь к ней. Уходил от людей, уединялся и метался, как тигр в клетке, не в силах затоптать в душе первую свою любовь. Магдилав уверял себя, что он не вправе думать о Тайпус, но силы не всегда хватало, ее образ приходил и во сне, и наяву к нему, лишая его спокойствия. Он слышал ее голос, видел ее руки, которые так проворно ткали ковер, и сходил с ума. «О небо, о горы, о реки, дайте мне силу забыть ее, не ведай мне больше горский ветер о ней, не гляди в мое окошко, о луна, напоминая о ней!»

Казалось, вот–вот в этой борьбе он выйдет победителем, образ Тайпус будто удалялся, бледнея, но разговоры отца о женитьбе снова бередили незажившие раны. Нет, не мог он отдать сердце другой, оно принадлежало Тайпус, той, которая никогда более не станет его невестой.

14

Лето в горах выдалось небывалое. Деревья склонялись к земле под тяжестью фруктов, долины гор казались прекрасными пестрыми коврами, вытканными руками табасаранок, благоухала земля. Даже склоны, где в засушливые годы лишь торчали редкие кустики бихаро, теперь зеленели от травы. Речки шумели, полнея от беспрерывных потоков, сливающихся с гор. Пчелы роились, жужжали, собирая нектар и мед. Ночами шли дожди, а днем светили омытые, выспавшиеся за ночь лучи щедрого солнца. Радовались и тревожились крестьяне. Радовались такому лету? уродится хороший урожай. Тревожились слухами о войне — Надиршах снова собирался идти походом на горную страну. А у гондохцев были свои заботы — вот–вот выйдет из берегов коварная Авар–Койсу, что тогда будет с посевами?

И сегодня Магдилав, уставший за ночь в борьбе с бурливой рекой, лег отдохнуть хоть на часок, под ветвистой ивой и задремал. Солнечные лучи ласкали широкое лицо, и во сне к нему пришла Тайпус в своей красной шали, улыбаясь, блестя черными очами. Протянув руку к Магдилаву, звала она его туда, в горы, к цветущим лугам. А он упрямился, говорил любимой: «Посиди минуточку, Тайпус, около меня». — «Как я могу сесть, видишь, мой олененок убежал в лес, может, тигр на него нападет. Пойдем, миленький, туда, там мы отдохнем», — шептала она своим чарующим голосом и вдруг испуганно прижалась к нему. «Что с тобой?» — спросил Магдилав, поглаживая ее черные волнистые косы, благоухающие травами и цветами. «Видишь, черные тучи гонит ветер. Это борода колдуна, он гонится за мной. Спрячь меня скорее! — И она прятала свое лицо у него на груди. Руки ее провели по его щекам: — Что же ты такой колючий мой… — И вдруг отпрянула Тайпус, тронув рукой нос, закричала: — О, нос же у тебя восковой!» И Магдилав проснулся от чьего-то голоса.

Юноша поднял голову и увидел перед собою незнакомого человека. Человек был вооружен, держал за уздечку двух оседланных коней. Говорил, или почти кричал он что-то, но шум реки заглушал его слова.

— Кто ты и зачем тут? — спросил Магдилав, и от мощи его голоса прокатилось эхо по горам. Кони вздрогнули, испугавшись, приезжий тоже сделал назад два шага.

— Меня послал за вами отец! — сказал незнакомец и тут же узнал Магдилав Джабраила — среднего сына Исилава, Понял он, кто перед ним стоит и похолодел, ведь это брат Тайпус!

— Зачем я нужен ему?

— Он тяжело болен. Хочет повидаться с тобою. Вот и коня для тебя прислал.

Магдилав встал, молча взял уздечку огромного белого коня и пошел за Джабраилом. «Хочет меня видеть? Неужели Исилав умирает? Что скажет отец? — Такие мысли роились в его голове. — Лучше отцу ничего не говорить. Завтра к вечеру я вернусь обратно… Исилав, бывший враг нашего рода, отец Тайпус. Он умирает, Тайпус. Как она примет меня? Я так бо–юсь встречи с ней. Крепись, Магдилав, будь мужчиной. Ты осилил смерть, победил Азраила тогда, у скалы Чири–них, а встреча эта не страшнее смерти. Пусть посмотрит, увидит, что сделали со мной враги!»

Магдилав вскочил на копя. Конь согнулся, будто под тяжестью скалы, но удержался на каменистой дороге. Сделал шаг, другой и уверенно пошел вперед.

Ехали молча. Джабраил, грустный, осунувшийся, думал об отце. Потом заговорил, будто хотел отвести душу. Оказывается, Исилав был вместе с Сурхай–ханом, воевал с Надиршахом. Вражеское войско беспощадно разрушало все на своем пути. Неудачи озлобили шаха, и на этот раз он мечтал во что бы то ни стало покорить Дагестан, сровнять с землей мирные аулы, уничтожить этих «проклятых непокорных горцев». Опять, как пели в народных песнях, «кровью потекли реки, алой кровью окрасились горы, черные ущелья устлались трупами. Славные города и аулы превратились в развалины, в которых вили себе гнезда вороны. Цветущий край опустел».