Около недели продолжалось сражение в Аймакинском ущелье. Силы были неравные, а бои шли с переменным успехом. Сначала у горцев не было и трехтысячного войска, воины прибывали маленькими отрядами из соседних аулов. Поднимались на защиту своей земли все те, кто мог держать в руках не только шашку, но и камень. Двадцатитысячное войско Лютф–Али–хана медленно продвигалось по ущелью вверх, к теснине, оставляя за собою немало воинов, павших от рук горцев. Бесшумно и внезапно появлялись горцы в лагере персов, нанося молниеносные, ощутимые удары, и тут же пропадали из вида. «Шайтаны, а не люди», — шипел Лютф–Али–хан. Каждое утро он клялся уничтожить горцев до единого, просил Аллаха послать ему удачу, но, видно, Аллах не внял его молитвам. Из-за кустов, камней, на дне ущелья, из-за скал воины Магдилава встречали врагов выстрелами, а потом, подпустив их на удобное расстояние, выскакивали из засады, и тогда в их руках сверкали кинжалы и шашки. Ни одна пуля горца, ни один взмах шашки не пропали даром, — редели ряды воинов шаха и не в силах двигаться дальше, они вынуждены были остановиться.
И тут пришлось пойти на хитрость. Старики предложили одному отряду подковать лошадей, прибив подковы наоборот, чтобы след их обманул противника. Ночью отряд напал на лагерь Лютф–Али–хана в лобовую, а основные силы горцев устроили засаду в «белых камнях». Персы погнались за напавшими смельчаками, а на рассвете остановились недоуменно — гнаться было не за кем. Тут только догадались враги, что отряд ушел совсем не туда, куда показывали следы копыт.
Лютф–Али–хан рассвирепел. Он понял хитрость горцев. Вспомнил допрос Магдилава. Допрашивал сам Надиршах.
— Сколько же всего воинов у ваших военачальников? — спросил шах надменно.
— Сколько всего воинов — не знаю, но у нашего войска ровно двадцать тысяч далакчи[30]
, — ответил Магдилав.— Не может быть! — удивился шах. — А сколько же оруженосцев у начальников ваших?
— Сколько всего — не знаю, но двадцать тысяч кашеваров, это точно.
— Как! — воскликнул шах. — А сколько же тогда кавалеристов у вас?
— Сколько всего — не знаю, двадцать тысяч кузнецов!
— А сколько пешего войска?
— Сколько пешего войска — не знаю, но в войске двадцать тысяч сапожников, — ответил Магдилав.
Услышав такой ответ, шах вскочил: «Лжешь! Не может этого быть!» — кричал он, но в душе встревожился. «Неужели правду говорит этот великан?» — спрашивал он у своих советников. В самом деле у горцев Дагестана было двадцать тысяч войска, об этом потом узнали персы. Только каждый из воинов был брадобреем и кашеваром, кузнецом и кавалеристом, сапожником и пехотинцем.
«Хитрые, шайтаны, — бесновался Лютф–Али–хан, — а великан этот хитростью подобен коршуну. Взлетает на сером коне в самый неожиданный момент, и мои воины прячутся, как голуби. Жаль, что тогда не выколол шах глаза ему». Не знал хан, что на теле Магдилава столько ран, что не сосчитать. Бывало, ударом шашки оторвет кусок от своей черкески и сунет в рану, чтобы кровь остановилась, а сам снова, как барс, кинется на врагов.
Нередко в самый разгар битвы отступал он со своим отрядом, заманивая врагов за собой. И тут со склонов гор с шумом и треском на персов сыпались камни, бревна, мешки, наполненные камешками, золой, чугунные казаны, словом все, что попадалось под руку.
Приходя в безопасное место, знахари обрабатывали раны Магдилава и его воинов. Тяжело раненных увозили за перевал, а трупы тех, кого удалось вынести с поля боя, уносили хоронить. Ни минуты покоя не знал Магдилав и его друзья. Перевязав раны, они опять готовились к новому рывку, скалолазы всю ночь — при лунном свете и без света — лазили по отвесным скалам, укрепляли каменные капканы, собирали камни. Им помогали старики, женщины и дети. Они таскали плетеные корзины, приносили из аулов продовольствие для бойцов, целебпые травы для ран, сено для коней. Положение войска шаха с каждым днем ухудшалось, на третий день начали резать коней — не хватало продовольствия, а дороги к аулам были отрезаны для персов, на страже стояли все — женщины вместе с мужчинами нападали на врагов, забрасывали камнями, стреляли из-за деревьев, из-за скал, кустов.
Горянки рвались в бой. Они приходили в лагерь Магдилава и просили его взять их в отряд. Магдилав уговоривал, гнал их прочь, но они кричали: «Зачем нам жить без мужей, отцов и братьев», и не возвращались домой.
На пятый день боя шел проливной холодный дождь, по склонам гор к ущелью устремились ледяные ручьи. Измученные бессонными ночами, голодом и внезапными ударами горцев, войска шаха совсем пали духом. А горцы, собрав в три здоровенные кулака свои силы, — с трех сторон ударили по (врагу; казалось, бурлила и кипела Аймакинская теснина.