Тяжелее всех отъезд отца переживала Парида. Бывало, я просыпался ночью от ее плача. Сидит на кровати, маленькая, худенькая, и горько всхлипывает. «Что тебе?» — спрашиваю. «Живот болит», — отвечает она. Бабушка вставала, готовила ей чай из тмина с медом, а мы-то знали, что у Париды ничего не болит, а плачет она оттого, что скучает по отцу. Без него она пугалась каждого шороха, часто кричала во сне: «Бомба!» Ася смеялась: «Трусишка! Какие тут бомбы?» Когда приходили письма от отца, Ася прятала их и говорила: «Не дам никому, папа только мне пишет, не тебе!» Я стыдил ре. Нарочно громко читал те строки, в которых он посылал привет Париде, спрашивал, как она чувствует себя. Ася дулась на всех, капризничала. «Вот какое у нее сердце ревнивое», — ворчали обе бабушки.
Кончилась война, вернулся наш отеп. Опять в светлых глазах Париды загорелись искорки радости. После возвращения отец снова пошел работать шофером на электростанцию. Иногда и ночевал там же. «Вскоре мы обуздаем Чара–реку, направим ее в трубы, и в наших домах будут гореть лампочки Ильича», — говорил он нам с гордостью.
Однажды отец привез из райцентра ситец с цветочками Асе и Париде, Сельская портниха сшила им обеим одинаковые платья. Надела Ася платье и расхвасталась бабушке: «Посмотри, какое красивое!» А бабушка сказала: «И у тебя и у Париды тоже, обе вы нарядные, мои внучки, обе красивые!» Ася в слезы: «Нет, нет, мое все равно лучше! У Париды все плохое! И глаза кошачьи, и сама она кошка! И не сестра она мне вовсе, а совсем чужая! Пусть уходит от нас! Не нужна она нам!»
.Парида побледнела, заплакала и бросилась из дома. Нас-то никого не было. А бабушка сразу и не сообразила, что произошло. Я первым пришел из школы. Сентябрь уж кончался. Бабушка Зулхижат говорит, что, мол, Парида ушла и пропала, и обедать даже не пришла. Я сразу почувствовал неладное и бросился искать ее. А тут и братья подоспели. Но все было напрасно. В ауле Париды не было.
Вот уж и мать вернулась с сенокоса, ливень начался, да такой, что и неба не видно. Мать забеспокоилась: «Что же мы сидим, идем снова искать, куда девочка могла деваться?» Магомед побежал к речке, мать к источнику, я к отцу на электростанцию. Отец увидел меня и сразу понял, что что-то случилось. Когда я рассказал ему, что пропала Парида, оп даже разозлился.
— Может, кто-нибудь обидел ее? Ты скажи мне правду, сынок.
Но я ничего не мог ему сказать. Мы сели в машину и поехали в аул. Каждого встречного останавливали мы, спрашивали его, не видел ли кто Париду. Наконец старая Ханича сказала нам, что наша девочка часа два назад брела в сторону строительства. Мы повернули машину и помчались обратно, но Парида как сквозь землю провалилась. Дома мы застали плачущую Асю. Из ее невнятного бормотанья мы кое-что начали было понимать. Между тем весь аул вышел на поиски Париды. Бабушка Зулхижат брела сзади, причитала:
— Пропала моя внучка, может, ее и в живых уже нет, унесла горная река!
Только к вечеру мы нашли нашу сестренку в поле. Девочка приткнулась к дереву, от дождя спасалась, к груди прижимала куклу и горько плакала. Отец схватил ее на руки, прижал к себе, целовал ее мокрый лоб.
— Да у нее жар, скорее к доктору! — сказал он.
В этот вечер никто из нас не разговаривал с Асей, даже не смотрел в ее сторону. Она испуганно и виновато поглядывала на отца, внимательно слушала, что говорил врач. Ночью, когда мы наконец успокоились и заснули, я проснулся от тихого плача. Смотрю, Ася сидит у постели больной, гладит русые кудри и шепчет что-то ласковое.
— Уходи, бессовестная, злая девчонка! — закричал я. Тут проснулась Парида.
— Не гони ее, — говорит мне, — пусть побудет со мной!
…Неделю пролежала Парида, и все это время Ася не отходила от сестры. Никто из нас больше не вспоминал о случившемся, ни в чем не упрекал Асю.
— Пусть сама поймет все, — говорил отец.
И Ася поняла. Будто переродилась. Все свои любимые игрушки она тащила Париде, сидела около нее часами, рассказывала сказки, услышанные от бабушек. Когда приходил врач, Ася потихоньку пряталась в уголке и не пропускала ни одного его слова. Уколы, которые делали сестре, она, казалось, ощущала как свои собственные — морщилась от боли, вздрагивала, и Париде приходилось успокаивать ее:
— Это совсем не больно, Асенька!
С тех нор сестрички наши и подружились.
В один и тот же день пошли они в школу. Сели за одну парту. Уроки делали вместе, всегда помогая друг другу. Асе легко давалась математика, Париде — с трудом, а вот с русским языком у Аси были нелады, тут уж Парида приходила ей на выручку.
После третьего класса из-за вирусного гриппа у Аси заболели глаза. Пришлось ей надеть очки. Я, глупый, подсмеивался над сестрой, называл ее четырехглазой. «Какой ты, Жамал, бессовестный, — стыдила меня Парида, — ей и без того тяжело, а ты еще дразнишь ее».
И вот однажды в разгар экзаменов бабушка Зулхижат нечаянно разбила очки у Аси. Лежали они на стуле, а бабушка по слепоте села на них. Сколько слез пролила Ася.
— Завтра мне диктант писать, что я теперь буду делать? — сокрушалась она.