— Твой отец говорил, что слабых обижать нельзя, им надо помочь, — ответил Абдулатип.
Красный, словно облитый кровью диск солнца стоял над вершиной Акаро–горы, готовый вот–вот скрыться. Стрельба понемногу стихала, и вскоре послышался топот коней. Это возвращался отряд Гусейна. Всадники ехали медленно, чувствовалось, что они очень устали. Ряды их сильно поредели. Впереди ехал Гусейн. Подъехав к мечети, он приказал копать могилы для убитых.
— Они попадут в рай, это свято умершие. Мы не жалеть их должны, а завидовать им.
— Сам небось не очень в рай торопится, — толкнув в бок приятеля, сказал мюрид, стоявший рядом с Абдулатипом. — Видал, как он все в ущелье-то хоронился от пули, а в бой так ни разу и не вышел. Знаем мы таких — чужой кровью в рай метит попасть.
— Атаев в ловушке. Не сегодня–завтра он сдастся, и мы отомстим ему, — говорил тем временем Гусейн. Он слез с коня и, отдав поводья Исе, подошел к Издаг, которая дожидалась его тут же. Абдулатип хотел было пойти за ними, спросить, где отец Шамсулвары, но, подойдя поближе, услышал, как Издаг говорила брату: «Мужа нет дома, слава богу. А знаешь, куда уехал, к самому имаму — выручать этого лудильщика». — «Дурак твой муж. Чего захотел — большевика освобождать. Имам никогда не даст согласия, а неприятности твоему мужу могут быть». Абдулатипу стало тревожно за отца, он медленно, склонив голову, вернулся к Шамсулваре, сидевшему под тополем.
— Ну как? Жив отец? — с тревогой вскочил он.
— Ничего он не сказал. — Абдулатип присел рядом. — Сейчас домой к нам не пойдем, туда Гусейн пошел, а отца дома нет. На, поешь чурека, — и он вынул из-за пазухи хлеб.
Друзья с аппетитом ели чурек, запивая водой из источника. Прибежал Горач, видно, Издаг, отвязав, прогнала его. Абдулатип кинул ему кусочек чурека. Мальчики сидели, прижавшись друг к другу, и молчали.
— Ты иди, Горач, домой, — сказал Абдулатип. — Издаг уж точно готовит что-нибудь вкусное своему брату, наверно и курицу зарезала. Может, и тебе перепадет что. А мы уж тут посидим.
Горач, поняв хозяина, нехотя побрел домой.
— Зачем ты его прогнал, пусть бы сидел с нами, — сказал Шамсулвара.
— Голодный он. Может, Издаг даст ему что-нибудь.
— Эх, сейчас бы горячего супа поесть, — мечтательно сказал Шамсулвара.
— Попей вон из источника и хотеть не будешь, — посоветовал Абдулатип.
Шамсулвара напился, вытер ладонью толстые губы.
— Зачем, Абдулатип, люди воюют?
— Чтобы победить друг друга.
— А зачем? Пусть бы без драки решали, кто сильнее.
— Скажешь тоже, без драки. Так не бывает. Попробуй скажи Гусейну, что нам его имам не нужен, что бедные тоже должны хорошо жить. Так он и согласится. Или вон Дарбиш. Пойди ему скажи: раздай своих баранов бедным, дай им даром шашлык. Хотел бы я знать, что он тебе ответит.
— У Дарбиша — выпросишь, — вздохнул Шамсулвара. — Он только для мюридов ничего не жалеет, всех их сегодня бесплатно в харчевне кормил. Отца моего Дарбиш знаешь как не любил. Как-то шел мимо нашего дома, остановился и кричит: «Эй, лудильщик, слышал я, ты с красными снюхался. Погоди, доберемся до тебя». Вот, наверно, он и послал к нам этого Гусейна. — Шамсулвара всхлипнул.
— Не плачь. Мы еще им покажем. И Дарбишу и Гусейну с его мюридами. Вот придут красные из крепости.
— Да… Когда они придут… Отца мюриды могут убить. Знаешь, как они его били. И меня один из них ногой ударил. «Щенков тоже надо уничтожать», — говорит. Я при отце не стал плакать, а когда его увели, наревелся, — шмыгнув носом, сказал Шамсулвара. — Как думаешь — жив еще отец?
— Конечно, жив, — пытался успокоить друга Абдулатип. — Вот увидишь — сегодня с моим отцом домой вернется.
Тучи заволокли Акаро–гору, становилось прохладно. Сумерки бросили свое покрывало над ущельем. Откуда-то доносился плач по убитому, где-то ругалась женщина: видно, опять кто-то из мюридов залез в хлев ила сундук.
— Айда, послушаем, о чем там Издаг со своим братом говорит, — сказал, подымаясь, Абдулатип.
— А если поймают нас?
— Не бойся, иди за мной. — Абдулатип направился к дому, и вскоре мальчишки уже карабкались по стенке на крышу. Абдулатип вскарабкался легко: он знал в стенке каждый выступ, помог подняться Шамсулваре.
Горач, чувствуя своих, тихо сидел в своей будке. Он был на цепи.
— Сиди, сейчас я вниз посмотрю, во двор, — тихо сказал Абдулатип Шамсулваре. Через минуту Абдулатип вернулся. — У лестницы Пса сидит с винтовкой. Охраняет своего офицера. Заглянем в дымоход, чувствуешь, как оттуда вкусным тянет.
— Ага.
Мальчишки склонились над дымоходом, но горячий дым ударил в лицо, Абдулатип едва сдержался, чтобы не кашлянуть.
— Пусти меня, я рассмотрю, что там на плите, я дыма не боюсь, привык, — сказал Шамсулвара.
Он еще раз заглянул в дымоход, потер глаза.
— Кастрюля стоит и открыта. По запаху — курица варится. Нет, хотя, скорее, колбаса. — Он еще раз заглянул вниз, в дымоход.
— Точно, хинкал с колбасой. Вот бы достать.