— С распростертыми объятиями! Ведь для всех остальных мы — что-то вроде редкостных животных. От нас веет джунглями. Представляете, Джина, домашние джунгли, это так интересно! И сейчас как раз продается прекрасная вилла — «Подсолнухи». Стоит, конечно, дорого, но не думаю, что это может вас остановить.
— Нет, не остановит. Еще чашечку? Ты ведь не спешишь?
— Даже если бы спешила, такой чудный кофе стоит того, чтобы задержаться.
— Тогда подожди.
Джина выдвигает ящик стола и достает колоду карт «Таро».
— Подсними!
Со стороны Жюли это не было ни упорство, ни даже настойчивость — скорее нечто вроде развлечения, с известной долей сострадания. Как будто возможный переезд Джины в «Приют отшельника» мог иметь для нее первостепенное значение! Как будто вообще что- нибудь на свете могло иметь первостепенное значение! Но посмеиваясь в душе над своим планом, она все-таки надеялась на его осуществление. Просто ей хотелось посмотреть, что из этого получится. Так слегка безумный ученый, пренебрегая опасностью, с отчаянной решимостью экспериментирует с веществом, чьи свойства далеко еще не изучены. Ей пришлось немало потрудиться. Она отправила Джине рекламные проспекты, расхваливающие красоты, удобства и прочие достоинства «Приюта отшельника». Она раздобыла внутренний план виллы «Подсолнухи» с расположением комнат, их размером и даже ориентацией по частям света (Дело в том, что Джина непременно желала, чтобы ее кровать стояла строго по линии «север-юг»). Она снабдила ее списком домовладельцев с подробностями их биографий. Она даже собиралась составить график частоты преобладающих ветров, поскольку Джина опасалась мистраля. Каждая из этих бумажек подолгу обсуждалась по телефону, а когда Жюли чувствовала, что возникает новая непредвиденная трудность, она без колебаний собиралась и ехала в Канны.
Часто от усталости и боли ее буквально сгибало пополам, и тогда она заходила пересидеть приступ в кафе или, если он, на счастье, случался дома, просто забивалась в свое кресло. Иногда ее посещала мысль, что еще совсем не поздно, что операция могла бы ее спасти. У нее еще оставалось право выбора, но дни шли за днями, а она ничего не предпринимала для этого — потому что для себя все уже решила. Однажды утром Глория пригласила ее к себе. Она была как никогда мила.
— Ты сегодня в хорошем настроении. Что это с тобой?
— Ни за что не угадаешь! Садись ко мне. Да, у меня настоящие друзья!
— Расскажи.
— Наша председательша…
— Мадам Женсон-Блеш?
— Она самая. Она только что была у меня. Приносила мне на подпись одну бумагу. А знаешь, что в этой бумаге? Мое прошение о награде, потому что, оказывается, нужно просить, чтобы тебя наградили. Разумеется, это чистая формальность, но тем не менее необходимо подписать прошение. И что ты думаешь? Она все организовала. Сама напечатала письмо по форме и теперь… Мне вручат награду в день рождения. Орден Почетного легиона… Это будет доказательством того, что обо мне не забыли. Понимаешь, как я счастлива? А разве тебе это не приятно? Заметь, через десяток лет придет и твоя очередь. Почему бы и нет? Только, пожалуйста, никому ничего не говори. Ведь это сюрприз, который мне готовится!
Она прикрыла лицо руками, не в силах спрятать радость, и сквозь сомкнутые пальцы пробормотала: «Точно 1 ноября!»
«Меня, наверное, уже не будет», — подумала Жюли.
А вслух сказала:
— Я рада за тебя. Ты заслужила награду.
Глория опустила руки, на которых переливались кольца, и с недоверием уставилась на сестру.
— Ты и вправду так думаешь?
— Конечно. И я никому не скажу. Обещаю тебе.
Она наклонилась над кроватью и сухо чмокнула Глорию в почти не тронутый морщинами лоб. Глория схватила ее за рукав.
— Когда будешь уходить, включи электропроигрыватель. Там все готово. Мне хочется послушать «Рондо каприччиозо».
Жюли нажала на кнопку и вышла. Из своей комнаты она сейчас же стала звонить Джине.
— Дорогая Джина, это я. У меня новость. Я узнала, что «Подсолнухами» интересуется торговец из Лиона. Подробностей пока не знаю, но как только что-нибудь выясню, сообщу вам. Если я могу дать вам совет, то вы должны поторопиться со своим решением. Иначе это дело может провалиться.
Каждое слово щелкало в ней, как ключик, отпирающий замок с секретом. Жюли казалось, что этим ключиком она пытается открыть свое будущее. Дороги назад больше не было.
— Мне бы все-таки хотелось увидеть этот дом своими глазами, — сказала Джина. — Планы — это прекрасно, но есть ведь и такие вещи, как освещение, как запахи… Кроме того, меня немного смущает название. Конечно, «Подсолнухи» — это очень красиво. Мне нравится. Но почему бы не назвать аллею, ведущую к дому, именем Ван Гога? Это было бы гораздо более логично. Как вы думаете, это возможно — переименовать аллею?
Жюли почувствовала, что еще немного — и она задохнется от гнева.