Читаем В тесных объятиях традиции. Патриархат и война полностью

Не находящиеся в отношениях родства мужчины и женщины часто обращаются друг к другу ‘сестра’, ‘брат’, что тут же на вербальном уровне исключает возможность сексуальных отношений, учитывая табу на инцест123.

Инвективная практика в культуре карабахцев также ограничена системой гендерно маркированных табуаций. Она транслируется почти всегда мужчинами и является ярчайшим маркером маскулинности. Инвектива (usunc’) в Карабахе связана чаще всего с нарушением сексуальных табу и оскорбительно сочетает мать адресата с обсценным коитальным глаголом. Часто используется смягченный вариант инвективы того же класса – «Я заставлю плакать твою мать» (Mamat l’?c'?c’?nnanum). Все эти ругательства имеют исключительную взрывную силу в связи с пиететом, испытываемым к матери и почти никогда не используются как чисто междометные, в отличие от русского языка124. Еще более кощунственными для носителей культуры представляются инвективы скатологического характера, означающие кишечные испражнения или семяизвержение от лица говорящего или собак на могиле предков, обычно отца (K’a hor geren k’ak’in s?ner?, …t’orum anin). Поношение могилы отца (возможно, представляющего весь род) считается направленным против отца и предков вообще и применяется чаще в социальных ситуациях.

Ругательства «Сын собаки!» или «Сын осла!» в зависимости от интонации и настроения имеют смягченное значение и обычно не вызывают резких реакций (если произнесены шутливо-снисходительным тоном, тут же теряют свою взрывную силу). Есть случаи, когда они даже передают восхищение (опять-таки в зависимости от ситуации и тональности голоса). Наиболее применимы и к женщинам и женщинами точно в тех же коннотациях.

Страшным оскорблением для мужчины считается обвинение в гомосексуализме в пассивной роли, причем используется наряду с армянским вариантом и тюркский (соответственно vertu и got’veran). Зачастую для экспрессивного усиления речи они произносятся вместе как редупликация, как бы через дефис.

Психологическую нагрузку несет инвективная идиома, связанная с excrementum и направленная на шапку-папах мужчины (k’ak’in p’ap’axum?t). Шапка, как и усы125, олицетворяют честь и достоинство мужчины, поэтому считается верхом унижения сказать про него: ‘только платка на голове не хватает’ (k?lxen lec’akna pakas), или просто назвать его женщиной (k?neg) или самкой (k’ac). Ср. с ругательством в адрес мужчины, буквально означающее плевок в шапку, идиоматично подразумевающее унизительный плевок в лицо, попрание мужской чести. Эта инвективная стратегия применяется для обвинения оппонента в бесчестии (annamus, anabur), утрате мужских качеств, мужского достоинства и задевает мужчину и его семью особенно глубоко126. Такая инвектива применяется в принципиально других социальных ситуациях, к примеру, если жена, дочь или сноха адресата уличены в незаконной половой связи, или просто ведут себя неэтикетно, или «по-мужски», активно. Это подразумевает, что мужчина не имеет силы и авторитета для управления своими женщинами (т.е. по-женски пассивен). Таким образом, на женщин в отношении сексуальных практик возлагалась большая ответственность за социальный имидж, «лицо», «имя» всех мужчин семейства127. Для последних подобная инвектива в отдельных случаях считается более позорной, нежели обсценная брань, поскольку имеет острую адресность. Здесь мы, по-видимому, имеем дело с ситуацией, когда тело женщины превращается в символический капитал, что, возможно, порождено представлениями о женщине как о собственности и в целом представлениями о враждебной природе сексуальности (или, наоборот, представления о негативной природе сексуальности вызывают к жизни взгляд на женщину как на кланово-родовую собственность).

Особенно часто используются в мужской речи безадресные ругательства и междометные восклицания. Обращение мужчин к безадресным инвективам как к словам-паразитам подчеркивают маскулинную, мачистскую сущность ругательств и их роль эвфемизма-разрядки. Любые ругательства воспринимаются женщинами порой буквально и вызывают часто более резкую эмоциональную реакцию, чем среди мужчин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Павел I
Павел I

Император Павел I — фигура трагическая и оклеветанная; недаром его называли Русским Гамлетом. Этот Самодержец давно должен занять достойное место на страницах истории Отечества, где его имя все еще затушевано различными бездоказательными тенденциозными измышлениями. Исторический портрет Павла I необходимо воссоздать в первозданной подлинности, без всякого идеологического налета. Его правление, бурное и яркое, являлось важной вехой истории России, и трудно усомниться в том, что если бы не трагические события 11–12 марта 1801 года, то история нашей страны развивалась бы во многом совершенно иначе.

Александр Николаевич Боханов , Алексей Михайлович Песков , Алексей Песков , Всеволод Владимирович Крестовский , Евгений Петрович Карнович , Казимир Феликсович Валишевский

История / Проза / Историческая проза / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары
Анархия
Анархия

Петр Кропоткин – крупный русский ученый, революционер, один из главных теоретиков анархизма, который представлялся ему философией человеческого общества. Метод познания анархизма был основан на едином для всех законе солидарности, взаимной помощи и поддержки. Именно эти качества ученый считал мощными двигателями прогресса. Он был твердо убежден, что благородных целей можно добиться только благородными средствами. В своих идеологических размышлениях Кропоткин касался таких вечных понятий, как свобода и власть, государство и массы, политические права и обязанности.На все актуальные вопросы, занимающие умы нынешних философов, Кропоткин дал ответы, благодаря которым современный читатель сможет оценить значимость историософских построений автора.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Дон Нигро , Меган ДеВос , Петр Алексеевич Кропоткин , Пётр Алексеевич Кропоткин , Тейт Джеймс

Фантастика / Публицистика / Драматургия / История / Зарубежная драматургия / Учебная и научная литература
Самоуничижение Христа. Метафоры и метонимии в русской культуре и литературе. Том 1. Риторика христологии
Самоуничижение Христа. Метафоры и метонимии в русской культуре и литературе. Том 1. Риторика христологии

Кенозис, самоуничижение Христа через вочеловечение и добровольное приятие страданий – одна из ключевых концепций христианства. Дирк Уффельманн рассматривает как православные воплощения нормативной модели положительного отречения от себя, так и секулярные подражания им в русской культуре. Автор исследует различные источники – от литургии до повседневной практики – и показывает, что модель самоуничижения стала важной для самых разных областей русской церковной жизни, культуры и литературы. В первом из трех томов анализируется риторика кенотической христологии – парадокс призыва к подражанию Христу в его самоотречении, а также метафорические и метонимические репрезентации самоуничижения Христа.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дирк Уффельманн

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Книга П.А. Дружинина посвящена наиболее драматическим событиям истории гуманитарной науки ХХ века. 1940-е годы стали не просто годами несбывшихся надежд народа-победителя; они стали вторым дыханием сталинизма, годами идеологического удушья, временем абсолютного и окончательного подчинения общественных наук диктату тоталитаризма. Одной из самых знаменитых жертв стала школа науки о литературе филологического факультета Ленинградского университета. Механизмы, которые привели к этой трагедии, были неодинаковы по своей природе; и лишь по случайному стечению исторических обстоятельств деструктивные силы устремились именно против нее. На основании многочисленных, как опубликованных, так и ранее неизвестных источников автор показывает, как наступала сталинская идеология на советскую науку, выявляет политические и экономические составляющие и, не ограничиваясь филологией, дает большую картину воздействия тоталитаризма на гуманитарную мысль.

Петр Александрович Дружинин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука