В тесных объятиях традиции. Патриархат и война

В исключительных по эмоциональному накалу случаях женщины применяют слова и инвективы (включая коитальные, приводимые от лица своего брата или определенных животных (осел, собака)), характерные для мужской речи, прекрасно осознавая, что пользуются «чужими», «не своими» вербальными средствами. И в связи с этим они воспринимаются еще более резко, шокирующе. В подобных ситуациях женщина рискует потерять к себе уважительное отношение окружающих, как женщин, так и мужчин. Молодая девушка рискует утратить к себе матримониальный интерес со стороны молодых неженатых мужчин. Вот почему такое поведение со стороны незамужних женщин почти исключено. Зафиксированы случаи, когда в семье, где много девочек при отсутствии мальчиков, одна из девочек воспитывается как мальчик – своего рода общественный договор, компенсирующий семье печальное отсутствие мальчика. Поведение такой девочки может существенно отличаться. Она в целом ведет себя более активно и решительно, но инвективное табу на нее все равно распространяется.

Использование обсценных инвектив возможно среди женщин старшего возраста в исключительно женской среде. Это носит обычно ярко выраженный «карнавальный» характер. Народная (крестьянско-сельская) культура в некоторых деревнях демонстрирует примеры шуточного превращения обсценных инвектив. Вероятно, мы имеем дело с эсхрологией, подразумевающей ритуализацию сквернословия. В этом случае обсценная инвектива, равно как и карнавальное упоминание названий мужских и женских гениталий, может выполнять функцию обеспечения плодородия и утверждения жизни129. В результате такое речевое поведение увязывается скорее с идеями плодородия и умножения как жизнеобеспечивающей основы жизни, чем несет адресную психологическую нагрузку с целью оскорбления (подобные явления описаны в антропологии, к примеру, Э. Эванс-Притчардом130).

Приведенные тексты и обиходно-дискурсные примеры передают картину, проводящую тезис о безраздельном доминировании патриархатных установок в карабахском обществе (по меньшей мере, в речевой практике), хотя тут могут обнаруживаться различия, касающиеся урбанизированного и сельского контекста. Концентрация исследования именно на сельской культуре обоснована тем, что Карабах представляет собой в основном аграрную культуру. Однако надо принимать во внимание и тот факт, что этот дискурс, как правило, использует старшее поколение, вызывая все чаще и чаще противодействие и неприятие молодежи131. Молодое же поколение часто попадается в речевые ловушки, используемые бессознательно, по инерции. Таким образом, человеческие жизни оказываются погруженными в устаревший контекст времен прошлого, и этот язык влачит, тащит их за собой, навязывая строго определенные модели социального поведения.

Итак, мы частично проанализировали карабахскую речь, ее подспудные коннотации, закрепленные в общественном сознании с точки зрения отражения в них гендерных отношений карабахского общества. Приведенный материал, очевидно, обнаруживает высокую степень гендерной идеологизированности карабахского общества, его ангажированность в пользу утверждения патриархатных ценностей. Именно эта идеологизированность и продуцирует андроцентричный дискурс, неусыпно защищая социальные интересы конкретных групп общества – мужчин. Имена собственные, инвективная практика, вкупе со всеми рассмотренными номинациями и речевыми оборотами пронизывают дихотомией «мужское-женское» всю жизнь исследуемого общества. Приведено, кажется, достаточное количество языковых единиц, дающих возможность обоснованной оценки культурных стереотипов, выявляющих доминирующие оценки. Если из изложенного выше материала явствует, при помощи каких языковых средств эксплицируется женственность и мужественность «по-карабахски», как именно конструируются идеальные «карабахский мужчина» и «карабахская женщина», отражаясь в обозначенных в главе образах, репрезентациях, мифах, идентификациях, значит, поставленная автором задача может считаться выполненной. Такими средствами мы пытались рассмотреть то, что в социоанализе Пьера Бурдье называется «докса» – совокупность выражений обыденного мнения, укоренившихся преданий и представлений, – того, что принимается на веру без обсуждения и обдумывания, как само собой разумеющееся132. Так, патриархатная тенденциозность, присутствуя в языке и сознании носителей карабахской культуры, оправданная формулами «так было всегда», «так жили наши предки», выступает как стратегия структурирования реальности, как способ организации действительности и залог некоторой стабильности общества. Это также способ противостоять пугающим неуправляемым инновациям, страх, что культура, общество теряют контроль над индивидом.