В тяжкую пору

Я горячо поблагодарил его Но старик не спешил уходить, что-то прикидывая про себя.

- У вас какая-нибудь просьба?

- В Турковиче Ческе есть один человек... Наш человек... Он поведет вас дальше.

Чех объяснил Оксену, как найти этого человека, попрощался за руку и ушел вместе с сыном...

Изнемогая от жары, потные, мы лежали под палящим солнцем. День тянулся бесконечно. Небольшие запасы воды были израсходованы. Бойцы жевали зерно, дремали.

Тревога гнала сон. Если низко пролетит фашистский самолет, - все, конец, бежать некуда.

Ляжешь на живот, вдыхаешь мирный, с детства знакомый запах сухой, разогретой земли и спелой ржи - запах крестьянского лета. Лаково блестящий жучок семенит тонкими ножками, снует между стеблями. И вдруг исчезает в маленькой черной норке. Поминай, как звали.

Перевертываешься на спину. В небе дрожит жаворонок. Отлетит в сторону и снова возвращается. Словно высматривает что-то или хочет предупредить об опасности.

Разведчики следили за дорогой на Дубно. По ней под охраной мотоциклистов в облаках так и не успевающей улечься пыли шли и шли колонны.

Вечером группа переодетых в гражданское платье бойцов отправилась в Турковиче Ческе. Вернулась довольно скоро. Человека, адрес которого назвал чех, не оказалось дома. Вместо него разведчики извлекли из подвала какого-то молодого франта. Он не желал идти, грозился. Пошел лишь после того, как ему показали пистолет.

Еще во времена нашей жизни в овраге (теперь она представляется спокойной, мирной, даже уютной) мы установили, что в Дубно расположен не только штаб, но и аэродром. Горячие головы советовали разгромить то и другое. Идея, что и говорить, заманчивая. Но у нас не было сил, чтобы осуществить ее.

Только перед тем как покинуть здешние места, мы решили все же рискнуть. Лежа во ржи, разработали план нападения, отобрали людей, установили место сбора. И едва солнце стало клониться к горизонту, диверсионная группа отправилась на задание.

Не задержались и остальные. С наступлением темноты двинулась вся колонна.

Самое опасное - дорога. Ночью, правда, движение по ней меньше. Но совсем оно не затихает.

Справа и слева стали заслоны с пулеметами и гранатами. Роты перебегали шоссе повзводно. Одиночные машины не трогали. Давали им проехать, и снова отделение за отделением выскакивали из ржи.

Почти сразу за шоссе болото, а там - Иква. Когда Иква останется позади, будет легче. Так, по крайней мере, казалось.

По времени уже должны выйти к реке. А все еще месим болотную грязь.

Вызываю командира разведки:

- Где Иква?

- Так ведет проводник...

К черту проводника, ориентируемся по компасу, по звездам. Проверяем снова и снова. Выходит, поляк ведет нас вдоль реки, на северо-восток.

Недоразумение или предательство?

Роты поворачивают направо.

Скоро рассвет. Появится авиация, транспортеры. Никуда не денешься, верная гибель.

Накрапывает дождь. Квакают лягушки. Чавкает грязь под сапогами. Вынуть ногу, поднять ее - величайший труд.

Но вот, наконец, Иква, рядом с которой бродим уже полтора часа. Пловцы переплыли реку, натянули канаты. Теперь - быстрее форсировать ее. Но для этого нужны силы. А их-то как раз у нас нет.

Кто-то кричит высоким, срывающимся голосом:

- Добейте, братцы, застрелите, не пойду дальше!.. Достаю из кармана кусок пакли, чтобы вытереть лицо. Нащупываю в пакле что-то твердое. Разворачиваю два кусочка сахара. Первое, инстинктивное движение - отправить в рот. Но глотаю слюну, сжимаю зубы.

- Доктор Калинин, передайте самым слабым раненым. Калинин в первый момент не понимает, что я сую ему в руку. Потом разглядел:

- А... кстати... Большое спасибо.

Словно ему сделали подарок.

Едва выходим на правый берег, откуда-то с севера доносятся глухие взрывы. Прислушиваемся. Да, это в Дубно разведчики взрывают самолеты и цистерны с бензином.

Бойцы ободрились. Держатся увереннее, тверже. Тем более, что начинается лес. В предрассветном полумраке он кажется могучим, безбрежным. На самом деле - жиденький, легко просматриваемый. Настоящие леса за дорогой Дубно Кременец. Но через нее сейчас не перевалить. Светлеет с каждой минутой. Куда же спрятать людей? Куда девать раненых?

Кто-то командует:

- В клуни!

Место, конечно, не самое надежное. Рядом, совсем рядом, по дороге идут транспортеры, преследуя нашу диверсионную группу. Бьют по лесу, по окрестным хуторам. Над клунями свистят пули, завывают мины.

По окраине рощи, у самого шоссе, в кустах - секреты из коммунистов-добровольцев. Если какой-нибудь гитлеровец пойдет к клуням, убивать без выстрела - штыком, ножом, душить руками.

В клуне полно старой соломы. Мы затаились в ней. Вдруг короткий вскрик. Высокий боец в плащ-палатке схватился рукой за плечо: ранила шальная пуля. Но его голос утонул в лихорадочной пальбе немцев.

Боец с серым лицом, с мелкими капельками пота, сразу выступившими на лбу, прижался к стене. Закусил зубами рукав гимнастерки. Только бы не стонать, не выдать себя и товарищей.