В тихом городке у моря

Но к этому разговору больше не возвращались. Он успокоился – приближалась весна, Катя в мае защищала диплом, про лето они не говорили. С летним отдыхом, каникулами, он готовил сюрприз – договорился с ребятами с четвертого курса, спортсменами и байдарочниками, которые в августе шли в Карелию, что их с Катей возьмут в отряд. Знал, что Катя мечтала пройти по карельским порогам. Иван потихоньку закупал снаряжение, доставал консервы и крупы, купил две штормовки и сапоги – ей и себе. Словом, готовился. Сказать об этом решил после ее выпускных – сейчас пусть не нервничает.

Но, как говорится, расскажи Богу о своих планах… В мае Катя забеременела. Обнаружилось это ранним утром, перед последним экзаменом. Она резко вскочила с постели, пошатнулась, у нее закружилась голова, и она еле удержалась, схватившись за стул. Зажав ладонью рот, бросилась в туалет.

Перепуганный, очумевший со сна Иван услышал утробные звуки – Катю рвало. Она стояла на коленях, обняв унитаз.

Он поднял ее, зареванную, перепуганную насмерть, умыл над раковиной, поморщившись от запаха свежей рвоты, усадил на кухне.

Оба молчали. Обоим было страшно.

– Что теперь делать? – одними губами прошептала она.

– Что делать? – бодро улыбнулся он. – А что, есть варианты? Сегодня пойдем к твоим и объявим, что мы поженимся! Свадьба в августе, как положено: белое платье, фата и машина с пупсом. Как тебе такой сценарий?

Он не прикидывался – был искренне счастлив. Теперь Катя уже окончательно его жена! И скоро их будет трое! И эти страшные слова «мы собираемся» к ним уже не относятся.

– Боюсь, Ваня, нас никто не поймет.

– А мы не за понимаем туда идем, – разозлился он. – Совсем не за этим!

Катя грустно отозвалась:

– И все-таки страшно, Ванечка! Я же… ломаю им планы!

– А разве это твои планы? – желчно осведомился он. – Твои, а не их? Разве они посчитались с тобой, спросили твое мнение? Разве им это интересно? Они все решили за тебя! Ну а ты, ты решила по-другому. И кажется, имеешь на это полное право. Это твоя жизнь, любимая! Твоя и моя. Наша. И еще… кое-кого! Уже кое-кого! – улыбнулся он.

В тот день Катя уехала домой. Скажет сама? Честно говоря, он на это рассчитывал. Трусил приходить к ним в дом да еще с такими вот новостями. До поздней ночи ждал звонка от Кати – не позвонила. Не позвонила и наутро, чему он сильно удивился. И вечером звонка не было. Весь день он просидел, пролежал, простоял у телефона, не сводя с него глаз. Раз в полчаса хватал трубку – вдруг не работает? Трубка вежливо и монотонно отвечала размеренными гудками.

Обиделся – как же так? Она знает, как он волнуется! Потом испугался, что ей стало плохо и ее увезли в больницу. Почти не спал ночью, снились кошмары, какие-то злобные бабки стучали клюками ему вслед и слали проклятия, шипящие змеи шуршали под ногами, и на обочине пыльной дороги валялись их сухие, скрученные, сброшенные шкурки. Еще был какой-то пожар – кажется, страшный, огромный, застилающий горизонт кровавым маревом и заполняющий небо удушливым черным дымом. Он закашлялся во сне и тут же проснулся.

На часах было семь, он быстро вскочил, наспех умылся, натянул брюки и рубашку, набросил куртку и бросился из дома – по лестнице, не дожидаясь лифта, – совсем не было времени ждать. Ему повезло – почти у подъезда он поймал частника, кавказца, пышноусого и говорливого. Водительские байки, конечно, не слушал – только невежливо угукал и агакал. Уловил одно – у водилы недавно родился сын и он, конечно, был счастлив.

– У меня тоже… скоро! – неожиданно для себя сказал он.

Водила поздравил, ну и, как водится, пожелал счастья.

Домчались быстро – раннее утро. Иван выскочил из машины, взлетел по лестнице и замер – сердце так колотилось, что его частые удары глухо отдавали в голову. Чуть отдышавшись, громко выдохнул и нажал кнопку звонка. Дверь открыли не сразу, спустя пару минут, которые ему показались вечностью, – за эти минуты он ярко представил «Скорую», увозящую истекающую кровью Катю.

Наконец на пороге возникла темноволосая женщина с голубыми, Катиными, глазами. Мать – понял он. Как ее зовут, господи? Кажется, Евгения Исааковна.

Та, увидев его, побледнела, но острого, пронзительного взгляда не отвела.

– Вы к кому? – сухо осведомилась она.

– К Кате, – хрипло ответил он. Хотел еще добавить что-нибудь язвительное, едкое, «бабкино» – на это бабка Маруся была мастак, но, слава богу, сдержался. – К Кате, – упрямо повторил он. – Она дома?

Женщина вздрогнула, как от пощечины, еще больше нахмурилась и с испугом обернулась в глубь квартиры, чего-то или кого-то сильно испугавшись. Она, потеснив Ивана, вышла на лестничную клетку, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Катю вам нужно? – зашипела она. – А, извините, зачем? Какая же наглость, господи! – Женщина всхлипнула. – Сломать девочке жизнь и еще позволить себе заявиться сюда! Господи, да ни стыда ни совести! – продолжала полушепотом бормотать она. – Ни стыда ни совести! Послушайте, молодой человек! – Она в упор посмотрела Ивану в глаза. – Просьба одна, нижайшая просьба: оставьте мою дочь в покое. Окончательно, навсегда. Вы меня поняли?