В Тихом Омуте

Только Старый Ульф не разделял всеобщего восторга. Он всё ворчал:

– Гнилой человек он, ваш принц. Как есть гнилой. Попомните мои слова!

Впрочем, псарь не переваривал каждого, кто не любил собак. А принц Фолькер собак не любил.

Он их боялся.

Но даже Старый Ульф вынуждено признавал: принц был умён. Чрезвычайно. Этим обстоятельством и пользовался беззастенчиво Сухопутная Крыса, сваливая на будущего зятя ряд хозяйственных вопросов. Фолькер не перечил («Я же говорю – тёлок!») и безропотно разрешал все валящиеся на него проблемы. Дошло до того, что люди теперь шли не к конунгу, а напрямую к Фолькеру.

Этот факт должен был бы насторожить Сухопутную Крысу, но на людях Инхвар только отмахивался:

– Пусть поучится управлению мальчик. Не хочу Хельгу за тунеядца и пустобрёха отдавать.

На самом же деле конунг внимательно следил за тихоней и даже приказал ярлу Орму Одинсону докладывать ему, как только дорогой почти-зятёк перегнёт палку. Поводов, впрочем, не находилось. Фолькер вёл себя вежливо и обходительно, обо всех делах подробно докладывал конунгу, в нужных случаях почтительно спрашивал совета. Мечтательно улыбался Хельге, часто играл с Эриком. Словом, вёл себя, как образцовый зять.

***

Присесть Инхвару-псарю Инхвар-конунг не предложил. Вот ещё, велика честь: слугам рассиживаться! Только махнул жареной куриной ножкой, вцепился в неё волчьими зубами и прочавкал:

– Рашшскаживай, пшарь ушёный, откуда вжалша такой!

И Инхвар-псарь принялся говорить, умело мешая правду с вымыслом. Посреди рассказа в зал забрёл Эрик, забрался отцу на колени и слушал, разинув любопытный ротик.

По словам Инхвара-псаря, ещё с детства его манили рассказы о дальних странах. Любознательностью он выделялся из среды малообразованных братьев, ею же и привлёк старого боевого мага Ярицлейфа, проживающего неподалёку. Ярицлейф, которому стукнуло то ли четыреста, то ли пятьсот лет, за свою долгую жизнь успел побывать в самых отдалённых уголках Перепутья. И вот у камелька, с усмешкой глядя в горящие жаждой познания глаза мальчишки, щедро делился с ним своим опытом и информацией. Обучал истории, географии и травоведению. Раскрывал секреты общения с животными. Давал основы владения оружием. Только с магией не сложилось: не тянул Инхвар, слабенький у него дар оказался.

– Он же тебе и судьбу напророчил? – понимающе спросил конунг.

– Он, – согласился Инхвар-псарь. Ярослав (или Ярицлейв, как переиначивали аринельское имя всеостровцы) погиб, и ложь воспитанника опровергнуть не мог бы при всём желании… Да и зачем? Какая разница, кто судьбу поломал? Сделанного всё равно не воротишь.

– И когда, говоришь, ты умрёшь? – уточнил Сухопутная Крыса с усмешкой.

– В первый день лета, – ответил Инхвар-псарь и отвёл глаза.

– Ну не хочешь – не говори, – милостиво разрешил конунг. – Иди уже… псарь учёный.

Инхвар-псарь и сам не понимал, как ему повезло: конунг находился в благодушном настроении. А попади правителю вожжа под хвост – мог бы приказать башку чересчур ретивому псарю срубить, чтобы проверить: ну и как оно, действует предсказание?

***

Инхвар-псарь уже стоял на пороге, как его окликнули.

– Слышь… как там тебя… псарь, – конунг наморщил лоб, силясь что-то вспомнить. – А я нигде не мог тебя видеть?