В тихом омуте

— У тебя нет времени?! Какая жалость! Разве не ты хотел гулять под луной, целоваться, а потом остаться друзьями? Нет? Тогда тебе нужно быстрее бежать к Эсме. Не забудь передать ей мой горячий привет, а также то, что я видела вас обоих у пруда в субботу вечером.

Джеффри уже взялся за ручку двери, но отпустил ее и резко повернулся.

— О чем ты говоришь?

— О чем слышишь. Вы стояли за занавесками, а потом перелезли через окно, а я пошла за вами. Было так жарко, к тому же мне ужасно хотелось посмотреть, что вы будете делать. Возможно, однажды Эдна захочет с тобой развестись, а я тогда смогу быть свидетелем. Так что я шла за вами и видела, как вы подошли к пруду и зашли в беседку. Именно тогда я порвала свое платье — это случилось, когда я уходила. Ты же слышал? Меесон говорила об этом, и вы с Эдной слышали. Она успела насплетничать обо мне Адрианне. Как ты думаешь, что скажет Эдна, когда узнает про беседку? Или Адрианна? Будет очень забавно, правда? Но для тебя не очень: вдруг люди подумают, что это ты толкнул старушку Мэйбел в темноте?

— А зачем мне это нужно? — грубо проговорил Джеффри.

Мэриел засмеялась:

— Дорогой мой, не глупи! Ты же знаешь, почему мог ее убить. На ней ведь было пальто Адрианны. Ты подумал, что это она. Именно поэтому!

— Какие страшные вещи приходят тебе в голову!

Мэриел кивнула:

— Это ужасно только слышать, а поступать так совсем не ужасно? Если, конечно, удастся толкнуть того человека, который был нужен. После смерти Адрианны мы все будем жить в роскоши. А ты, наверное, сразу же бросишь Эдну и уйдешь с любой, которую выберешь, так ведь?

Джеффри в замешательстве пробормотал:

— Ты сошла с ума… Или сама все это проделала… Я не знаю…

Вернувшись в гостиную, Ниниан поставил новую пластинку с записью джазовой музыки. Он очень хотел поговорить с Джанет — ему всегда было что ей сказать. Он только что нашел сюжет для своей новой книги, а Джанет умела слушать, как никто другой. Даже если она и не говорила ничего, при взгляде на нее что-то вспыхивало в его душе и становилось очень тепло и светло.

Ниниан как раз развивал эту тему, когда пластинка закончилась, и ему пришлось искать другую. Он тут же нашел ее:

Мелодия, словно мед, течет пониже ветви,
И чашка кофе миссис Симмонс…
И ты, сидящая со мной и слушающая тишину
В этой пронзенной одиночеством глуши.

Хотя, конечно же, Омар этого не говорил. Ты великолепна, дорогая, ты это знаешь?

Карие глаза засияли.

— И что я должна на это ответить?

— Ну, тебе нужно дать знак, что хочешь слушать меня дальше.

— То есть мне ничего не нужно говорить?

— Это зависит от того, что ты хочешь сказать.

Он продолжал рассказывать ей о сюжете для своей новой книги.

Адрианна сидела в своем любимом кресле. В нем были подушки темно-фиолетового цвета. Несмотря на то что Адрианна очень умеренно нанесла румяна и помаду, серое платье и обстановка комнаты, в которой преобладал серый цвет, не лучшим образом сказались на цвете ее кожи. Книга по-прежнему лежала у нее на коленях. Адрианна переворачивала страницы, а руки у нее были как неживые, и даже нанесенный на ногти лак не спасал положения. В голове ее мелькали образы. Они приходили из прошлого и продолжали оставаться для нее такими же яркими и насыщенными, как и недавние события. Некоторые из них были приятны, и она до сих пор продолжала черпать в них удовольствие, другие — не очень. Все эти образы принадлежали ее прошлому. Теперь ей следовало думать о настоящем. Адрианна вспомнила изречение из Библии: «Враги человека часто скрываются в его доме».

В свое время у нее были враги. Но она шла по своему пути, не обращая на них особого внимания. По-настоящему они не причиняли ей страданий только потому, что Адрианна им этого не позволяла. Она не сопротивлялась, ни к кому не испытывала ненависти и всегда по-прежнему держала свою голову высоко поднятой. Однако домашних врагов игнорировать было нельзя. Они сидят с вами за одним столом, устраивают ловушки, могут подсыпать смертельный яд в вашу чашку и подать ее вам с улыбкой, способны нанести удар в темноте.

Адрианна думала о тех, кто живет под ее крышей.

Джеффри. Она его знала с четырехлетнего возраста, когда он был очаровательным малышом с белокурой головкой. На этот раз в ее голове прозвучал отрывок из сонета Шекспира: «Человек может улыбаться, улыбаться и быть злодеем». Джеффри удавалось сохранять свою обаятельную улыбку. Невозможно представить, что он способен на убийство. Он любит непринужденность и комфорт, женщин и фимиам, который они воскуривают перед ним, ему нравятся хорошие вещи и нравится, когда они достаются ему без усилия с его стороны. Убийство никак не вписывалось в этот ряд.