– Нам надо просто уточнить пару деталей, – объяснил Шон. – Ничего особенного.
– Она спала, – заявил Джош, переводя взгляд с Шона на меня. – В ту ночь. Она спала. Мы все спали.
– В какую ночь? – переспросила я. – О какой ночи ты говоришь, Джош?
Он покраснел, опустил глаза и стал снова вертеть нож. Маленький мальчик, который еще не научился врать.
Луиза открыла входную дверь. Она посмотрела на меня, потом на Шона и вздохнула, потирая лоб над бровями. Лицо у нее было цвета слабого чая, а когда она повернулась к сыну, я обратила внимание, что она сутулилась, будто старуха. Она подозвала сына к себе и что-то ему тихо сказала.
– А вдруг они захотят поговорить и со мной? – услышала я его вопрос.
Луиза крепко взяла его плечи.
– Не захотят, милый, – заверила она. – Иди.
Джош закрыл лезвие и сунул нож в карман джинсов. Я улыбнулась, и он быстро зашагал по тропинке, обернувшись всего лишь раз, когда Луиза закрывала за нами дверь.
Я прошла за Луизой и Шоном в просторную светлую гостиную, за которой располагалась вошедшая в моду квадратная оранжерея, отчего казалось, что дом мягко перетекает в сад. На лужайке стояла деревянная клетка, а вокруг нее разгуливали черные, белые и рыжие курицы, копавшиеся в земле в поисках пищи. Луиза жестом пригласила нас сесть на диване. Сама она медленно и осторожно, будто боясь потревожить еще не затянувшуюся рану, устроилась в кресле напротив.
– Итак, – произнесла она, чуть приподняв подбородок, чтобы видеть лицо Шона, – что вы можете мне сообщить?
Шон рассказал, что новые анализы крови подтвердили прежние результаты: следов лекарства в крови Кэти не обнаружено.
Луиза слушала и качала головой, не скрывая очевидного несогласия с заключением.
– Но вы же не знаете, как долго этот препарат остается в крови, разве не так? И сколько требуется времени, чтобы он оказал действие или, наоборот, перестал действовать? Шон, вы не можете исключать…
– Мы ничего не исключаем, Луиза, – ровным голосом произнес Шон. – Я просто излагаю то, что мы выяснили.
– Но… наверняка передача незаконных лекарств человеку – ребенку – все равно является правонарушением? – Она закусила нижнюю губу. – Я знаю, что наказать ее уже нельзя, но узнать об этом должны все, разве нет? О том, что она сделала?
Шон ничего не ответил, и я, кашлянув, начала говорить. Луиза перевела взгляд на меня.
– Нам удалось выяснить, миссис Уиттакер, что, судя по времени приобретения препарата, купить его сама Нел не могла. Хотя для оплаты была использована ее кредитка…
– Что вы такое говорите? – вскинулась Луиза. – Теперь вы утверждаете, что Кэти украла ее кредитку?
– Нет, нет, – заверила я ее. – Мы не имеем в виду ничего подобного…
Она вдруг сообразила, что это значит, и выражение ее лица изменилось.
– Лина! – помрачнев, выдохнула она, откидываясь на спинку кресла. – Это сделала Лина!
Шон объяснил, что пока у нас нет уверенности, но мы обязательно допросим девочку. После обеда она должна явиться в участок, куда ее вызвали для дачи показаний. Он спросил Луизу, не нашлось ли в вещах Кэти еще чего-нибудь подозрительного. Та не обратила на вопрос никакого внимания.
– Все сходится, – заявила она, подаваясь вперед. – Неужели вы сами не видите? Если связать воедино таблетки, место, где все случилось, и тот факт, что Кэти проводила много времени в доме Эбботтов в окружении всех этих картин, рассказов и…
Она осеклась, сообразив, насколько надуманно и безосновательно звучат ее слова. Потому что даже если она права, даже если эти таблетки привели к депрессии, это никак не меняло того факта, что сама Луиза ничего тревожного не заметила.
Разумеется, я ничего такого не сказала, поскольку вопрос, который мне предстояло задать, был и без того непростым. Луиза поднялась с кресла, полагая, что беседа завершена и мы сейчас уйдем, но я ее остановила:
– Нам нужно попросить вас еще кое о чем.
– Да? – Она осталась стоять, сложив руки на груди.
– Вы не станете возражать, если мы снимем ваши отпечатки пальцев? – осторожно произнесла я.
– Зачем?! Почему?! – изумилась она, не дав мне возможность продолжить и все объяснить.
Шон смущенно объяснил:
– Луиза, у нас есть совпадение отпечатков на баночке с таблетками, которую ты мне передала, и на одной из камер Нел Эбботт, и мы должны выяснить причину. Вот и все.
Луиза снова села.
– Наверное, они принадлежат Нел. Вы об этом не думали?
– Они принадлежат не Нел, – ответила я. – Мы проверили. И не вашей дочери.
От этих слов ее передернуло.
– Конечно, они не могут принадлежать Кэти. Зачем бы Кэти стала что-то делать с камерой? – Она вытянула губы, подняла руку к шее и стала двигать взад-вперед по цепочке маленькую голубую птичку. Потом тяжело вздохнула и призналась: – Они мои. Конечно, они мои.
Она рассказала, что это произошло через три дня после смерти Кэти.