В тихом омуте

После выхода на пенсию он остался ради них – ради нее и Шона. Не ради них, а чтобы жить рядом с ними, потому что для него существовали только они, дом и река. Но его время подходило к концу. Никто не говорил, потому что в их семье это было не принято, но со здоровьем у Патрика появились проблемы.

Хелен слышала, как он кашлял ночью и никак не мог остановиться, и видела, с каким трудом давалось ему каждое движение по утрам. Хуже всего было то, что она знала: его проблема не только в физических недугах. Всю жизнь он отличался отменной памятью, а теперь стал забывать простые вещи. Он брал ее машину и забывал, где ее оставил, или возвращал набитой разным хламом, как случилось на днях. Мусор, который он нашел? Отобранные безделушки? Трофеи? Она не спрашивала и не хотела знать. Она за него боялась.

Если быть честной, она боялась и за себя. В последнее время она не находила себе места, стала несобранной и рассеянной. Иногда ей казалось, что она сходит с ума. Теряет контроль.

На нее это было не похоже. Хелен отличалась практичностью, благоразумием и решительностью. Прежде чем что-то предпринять, она все тщательно обдумывала. «С мужским умом», – как нередко говорил ее свекор. Но в последнее время она была сама не своя. События этого года выбили ее из колеи. И теперь она сомневалась в том, что прежде ей бы и в голову не пришло ставить под сомнение: в своем браке, в семейной жизни, в своей профессиональной компетентности.

Все началось с Шона. Сначала с подозрений, а потом – не без помощи Патрика – ужасных подтверждений. Прошлой осенью она обнаружила, что ее муж – верный, надежный, с твердыми моральными принципами – оказался совсем не тем, за кого она его принимала. Для нее это стало настоящим ударом. Все ее благоразумие и решительность куда-то делись. Что она должна была сделать? Бросить дом и свои обязанности? Поставить ему ультиматум? Плакать и потакать? Или наказать? Если да, то как? Порезать его любимые рубашки, сломать удочки, сжечь во дворе его книги?

Все это казалось бессмысленным, безрассудным или просто смешным, и она обратилась к Патрику за советом. Он убедил ее остаться. Он заверил, что Шон образумится, что сожалеет о своей измене и сделает все, чтобы заслужить ее прощение.

«А пока, – предложил он, – может, тебе стоит занять свободную спальню здесь? Шон все поймет правильно – мы оба поймем. У тебя освободится немного времени для себя, а ему, я уверен, пойдет на пользу почувствовать, что он может потерять».

Прошел год, а она по-прежнему почти все время спала в доме свекра.

Как позже выяснилось, измена Шона стала лишь отправной точкой в переменах, которые нарушили прежний уклад. Переехав в дом Патрика, Хелен стала страдать бессонницей, превращавший ее жизнь в бесконечный, изматывающий ад бодрствования. И ее свекор страдал от того же. Он тоже не мог уснуть и мучился этим, как признался ей, уже много лет. И они бодрствовали вдвоем, проводя вместе время за чтением, решением кроссвордов или просто сидя в умиротворяющей тишине.

Иногда Патрик позволял себе выпить немного виски и становился разговорчивым. Он рассказывал о своей службе в полиции, о том, каким город был раньше. Иногда от его рассказов ей становилось не по себе. Они были о реке, старых слухах и преданиях, жутких историях, давно канувших в Лету, но снова вытаскиваемых на свет и выдаваемых за правду Нел Эбботт. Слухи об их семье, неприятные подробности. Наверняка все это ложь и пустые предположения. Можно ли подать на нее в суд за клевету?

– Ее ложь никогда не увидит свет, – заверил Патрик. – Я позабочусь об этом.

Только проблема была в другом. По словам Патрика, беда заключалась в том, что ей уже удалось нанести непоправимый ущерб и Шону, и всей их семье.

– Неужели ты действительно думаешь, что он бы так поступил, не забей она ему голову этими россказнями и не заставь сомневаться в себе и в своих корнях? Он ведь изменился, правда, милая? Вот что она сделала!

Хелен переживала, что Патрик окажется прав и по-прежнему уже никогда не будет, но он заверил, что все вернется на круги своя. Об этом он тоже позаботится. Он сжал ей руку, поблагодарил, что выслушала, поцеловал в лоб и сказал:

– Ты очень хорошая!

Какое-то время Хелен считала, что жизнь потихоньку налаживается. А потом опять стало хуже. Когда Хелен уже могла спать больше двух часов подряд и ловила себя на мысли, что улыбается мужу, как в прежние времена, когда в семье наметилось движение назад, к старой доброй жизни, Кэти Уиттакер покончила с собой.

Кэти Уиттакер была гордостью школы, прилежной и воспитанной ученицей, примерной дочерью, и ее самоубийство стало для всех настоящим шоком. И Хелен чувствовала свою вину. Они все ее чувствовали – и родители, и учителя, весь городок. Они не увидели, что Кэти нужна помощь, что она вовсе не была счастлива. Пока Хелен одолевали семейные проблемы, усугублявшиеся бессонницей и сомнениями в себе, одна из ее подопечных умерла.