В тихом омуте

С мистером Хендерсоном все вышло совсем по-другому. Первой пошла Кэти, потому что добилась успеха с мистером Макинтошем. После урока, пока я убирала книги как можно медленнее, она подошла к его столу и присела на край. Она улыбнулась ему, подалась немного вперед и начала что-то говорить, но он вдруг резко вскочил, отодвинул стул и сделал шаг назад. Она продолжала, но уже больше по инерции, а когда мы уходили, он проводил нас злым взглядом. На мою же попытку он отреагировал зевотой. Я старалась изо всех сил, подходила совсем близко, улыбалась, трогала волосы и шею, кусала нижнюю губу, но он просто зевал. Не напоказ. Как будто ему действительно было скучно.

Я не могла пережить, что он смотрел на меня как на пустое место и не находил во мне ничего привлекательного. Я не хотела больше играть. Во всяком случае, с ним. В этом не было никакого веселья. Он вел себя как полный придурок. На вопрос Кэти, серьезно ли я так считаю, я ответила, что очень даже, и она не стала настаивать на продолжении. На этом все закончилось.

И только спустя несколько месяцев я узнала, что она нарушила правила. Я понятия ни о чем не имела, поэтому, когда на День святого Валентина Джош пришел меня поздравить и рассказал самую невероятную историю, какую только можно представить, я тут же отправила ей сообщение с маленьким сердечком: «Узнала о твоем милом. КУ + МХ = Л». Через пять секунд пришел ответ: «СОТРИ. Я НЕ ШУЧУ. СОТРИ». Я написала: «Какого черта?» И в ответ получила: «СОТРИ СЕЙЧАС ИЛИ КЛЯНУСЬ БОГОМ БОЛЬШЕ С ТОБОЙ НЕ ЗАГОВОРЮ». Господи, подумала я. Жесть!

На следующее утро в школе она меня полностью игнорировала. Даже не поздоровалась. После уроков я схватила ее за руку.

– Кэти? Что происходит?

Она силой затащила меня в туалет.

– Что за ерунда? – спросила я. – В чем дело?

– Ни в чем, – прошипела она. – Просто мне это очень не понравилось, ясно? – Она посмотрела на меня так, как взрослые смотрят на детей. Этот взгляд я уже не раз на себе ловила. – А с чего ты вдруг решила так написать?

Мы стояли в дальнем конце туалета у окна.

– Ко мне приходил Джош и рассказал, что видел тебя в парке с мистером Хендерсоном и вы держались за руки… – Я начала смеяться.

Но Кэти не смеялась. Она повернулась к раковине и стала разглядывать свое отражение в зеркале.

– Что? – Она достала из сумки тушь для ресниц. – Что именно он сказал? – Ее голос звучал странно, не зло, не огорченно, а так, словно она испугалась.

– Он сказал, что ждал тебя после школы, увидел тебя с мистером Хендерсоном и вы держались за руки… – Я снова начала смеяться. – Господи! Что за трагедия?! Он просто все выдумал, потому что искал повод меня увидеть. Был День святого Валентина и…

Кэти крепко зажмурилась.

– Господи! Какая же ты самовлюбленная дура! – тихо произнесла она. – Ты действительно считаешь, что весь мир вертится вокруг тебя?

Я как будто получила пощечину.

– Что?!.

Я даже не знала, как реагировать – она никогда не была такой. Пока я соображала, что сказать, она уронила тушь, схватилась за край раковины и расплакалась.

– Кэти… – Я положила руку ей на плечо, и ее плач перешел в рыдание. Я обняла ее. – Господи, да что с тобой? Что случилось?

– Неужели ты не видела, – всхлипывала она, – что все изменилось? Неужели не замечала, Лини?

Конечно, я замечала. В последнее время она стала другой, какой-то отрешенной. Все время занятой. Ей надо делать уроки, поэтому мы не могли пойти потусоваться после школы; или ей надо с мамой в магазин, поэтому в кино она пойти не может; или ей надо сидеть с Джошем, поэтому она не может прийти вечером. Были в ее поведении и другие изменения. В школе она стала вести себя тише. Перестала курить. Села на диету. Не поддерживала разговор, как будто общение со мной навевало на нее скуку и отвлекало от действительно важных мыслей.

Конечно, я замечала. И мне было больно. Но я не собиралась ничего говорить. Показывать свою боль другим – последнее дело, разве не так? Я не хотела выглядеть слабой или зависимой, потому что с такими никто не хочет общаться.

– Я думала… не знаю, Кэти, я думала, что тебе стало со мной неинтересно или еще что.

Она заплакала еще сильнее, и я ее обняла.

– Нет, не стало. Но я не могла тебе сказать, не могла никому сказать… – Она вдруг осеклась и освободилась из моих объятий. Потом подошла к дальнему концу туалета, опустилась на колени и поползла ко мне, заглядывая под дверь каждой кабинки.

– Кэти, ты чего?

И тут до меня дошло. Какая же я была тупая!

– Боже, – выдохнула я, когда она выпрямилась. – Ты… ты хочешь сказать… – я понизала голос до шепота, – что между вами?..

Она не ответила, посмотрела мне прямо в глаза, и я поняла, что это правда.

– Черт, черт! Ты не можешь… Это безумие! Ты не можешь! Не можешь, Кэти! Ты должна прекратить… пока не дошло до этого.

Она посмотрела на меня как на умственно отсталую, будто жалела меня.

– Лина, это уже случилось. – Она слабо улыбнулась и вытерла слезы. – Мы занимаемся этим с ноября.

Я ничего не рассказала об этом полицейским. Это не их дело.