В тихом омуте

Они пришли вечером, когда мы с Джулией ужинали на кухне. Вернее, ела одна я, а она, как всегда, возила вилкой по тарелке. Мама рассказывала мне, что Джулия не любит есть на людях: в детстве она была толстой, и комплекс остался на всю жизнь. Мы обе молчали и с тех пор, как я вернулась домой и застала ее в мамином кабинете, не обменялись ни словом. Так что звонок в дверь меня даже обрадовал.

Когда я увидела Шона и детектива Морган – Эрин, как мне теперь было велено ее называть, раз уж мы столько общаемся, – я решила, что это из-за разбитых окон, и даже подумала, что ради этого заявляться вдвоем уже чересчур. Я сразу решила перейти в наступление.

– Я оплачу весь ущерб, – заявила я. – Я теперь могу себе это позволить, ведь правда?

Джулия поджала губы, явно выражая неодобрение. Она поднялась и начала убирать тарелки, хотя к еде так и не притронулась.

Шон придвинул ко мне ее стул и сел рядом.

– Мы обсудим это позже, – произнес он печально и серьезно. – Но сначала нам надо поговорить о Марке Хендерсоне.

Я похолодела, и у меня засосало под ложечкой, как бывает при дурном предчувствии. Они знают! Чувствуя опустошенность и в то же время облегчение, я попыталась изобразить полное неведение.

– Да, я знаю, – сказала я. – Я разбила в его доме окна.

– А почему ты разбила в его доме окна? – поинтересовалась Эрин.

– Потому что мне было скучно. Потому что он козел. Потому что…

– Хватит, Лина! – вмешался Шон. – Перестань юлить.

Было видно, что он разозлился.

– Ты отлично знаешь, что речь не об этом, верно?

Я промолчала и стала смотреть в окно.

– Мы разговаривали с Джошем Уиттакером, – продолжил он, и у меня снова засосало под ложечкой.

Думаю, я с самого начала понимала, что Джош не сможет молчать об этом вечно, но надеялась, что битье окон станет для него разрядкой и успокоит, пусть даже ненадолго.

– Лина, ты меня слушаешь?

Шон придвинулся ко мне. Я заметила, что руки у него слегка дрожат.

– Джош сделал серьезное заявление в отношении Марка Хендерсона. Он сказал, что на протяжении нескольких месяцев до смерти Кэти Уиттакер Марк состоял с ней в отношениях – в интимных отношениях.

– Чушь! – заявила я и попыталась рассмеяться. – Полная чушь! – Чувствуя на себе их взгляды, я невольно покраснела. – Чушь! – снова повторила я.

– А зачем ему выдумывать такую историю, Лина? – спросил меня Шон. – Зачем маленькому брату Кэти выдумывать такую историю?

– Не знаю, – ответила я. – Не знаю. Но это неправда.

Я смотрела на стол, стараясь придумать хоть какую-нибудь причину, и чувствовала, как пылало у меня лицо.

– Лина, – вмешалась Эрин, – то, что ты говоришь неправду, всем понятно. Непонятно другое: ради чего ты лжешь? Почему пытаешься выгородить человека, который так подло воспользовался твоей подругой?

– Да ни хрена вы…

– Что? – спросила она, заглядывая мне в лицо. – Что мы ни хрена?

В том, что ее лицо оказалось слишком близко, в самом его выражении было нечто такое, что мне захотелось влепить ей пощечину.

– Он не воспользовался ею. Она не была ребенком!

Эрин кивнула с таким удовлетворенным видом, что я едва сдержалась, чтобы не ударить ее. Но она не унималась:

– Но если он ею не воспользовался, почему ты его так ненавидишь? Ты ревновала?

– Думаю, этого достаточно, – вмешалась Джулия, но ее никто не слушал.

Эрин продолжала говорить, не давая мне передышки:

– Ты хотела его для себя, верно? Ты злилась, потому что считала себя красивой, считала, что тебе нет равных?

И тут я не выдержала. Я знала, что, если она не заткнется, я ее точно ударю. И выпалила:

– Я ненавидела его, тупая ты сука! Ненавидела, потому что он отнял у меня Кэти.

Наступила долгая тишина, которую прервал Шон:

– Он отнял ее у тебя? Каким образом, Лина?

У меня больше не осталось сил. Я смертельно устала. Было ясно, что они все равно до всего докопаются, раз Джош пошел и все выложил. Но больше всего я устала от лжи. Вот почему сидя здесь, на кухне, я предала Кэти.

Я обещала ей. После нашей ссоры, когда она поклялась, что они расстались и больше не встречаются, она взяла с меня клятву: что бы ни случилось, я никогда и никому о них не расскажу. Впервые за долгое время мы отправились вместе к заводи. Сели под деревьями, где нас не было видно, и она плакала, держа меня за руку.

«Я знаю, ты меня осуждаешь, – говорила она, – считаешь, что я не должна была быть с ним. Но я любила его, Лини. И люблю до сих пор. Он был всем для меня. Я не могу допустить, чтобы он пострадал. Просто не могу. Я этого не вынесу. Пожалуйста, не делай ничего, что может ему навредить. Пожалуйста, Лини, сохрани это в тайне ради меня. Не ради него – я знаю, что ты его ненавидишь. Сделай это ради меня».

И я держала слово. Несмотря ни на что. Даже когда мама вошла ко мне в комнату и сообщила, что Кэти нашли в воде, даже когда Луиза пришла к нам сама не своя от горя, даже когда этот подонок рассказывал местным журналистам, какой замечательной ученицей она была, как ее любили и ребята, и учителя. Даже когда он подошел ко мне на похоронах мамы, чтобы выразить соболезнования, я держала рот на замке.