В тихом омуте

— Я знаю, вы думаете, я жалею только себя и слишком много говорю о своем недуге. Но о чем же еще мне говорить? Что другое я вижу, если я заточена в этом ужасном доме со старухой и двумя неумелыми сестрами милосердия, которые не могут даже смерить температуру как следует. Она у меня всегда оказывается нормальной — это если верить их словам, — нормальной, подумать только, когда я чувствую, что вся горю, а голова у меня разламывается. И они заботятся! — о, еще как заботятся! — о том, чтобы убирать градусник подальше, чтобы я, не дай Бог, сама не смерила себе температуру. Они прячут.

Гарри был смущен тем, что разговор принял такой оборот.

Себялюбие Дороти и ее жалобы на болезнь и раньше всегда составляли содержание ее речей, но теперь к ним присоединилась еще и мания преследования. Принцесса уже не жила спокойно в своей башне из слоновой кости, а была узницей в этом ужасном доме целиком во власти старухи и двух медицинских сестер, которые ставили ей градусники, а потом прятали их.

Дороти продолжала рассказывать о своей хвори и говорила все быстрей, и Гарри подумал, что по своей воле она никогда не остановится, надо ей в этом помочь. И он стал соображать, как бы отвлечь Дороти от ее собственной персоны и не обидеть, иначе она упадет в обморок или закатит истерику, а то и прибегнет к другим трюкам, которые давно стали для нее такими же естественными, как дыхание. И он сказал:

— Вчера вечером Рон исчез.

Дороти умолкла на полуслове и уронила правую руку, которой жестикулировала, на колени.

— Что же вы мне сразу не сказали?

— Я пробовал…

— Исчез. Это что-то означает.

— Ну, пока что это означает только то, что он не явился на встречу, которую сам назначил, и никому из нас не дал знать.

— Даже своей… ну, этой женщине?

— Ее зовут Эстер, — сказал Гарри, опять-таки несколько раздраженно.

— Ладно, не казните меня. Я и так из-за этого звонка…

— Он не звонил Эстер.

Дороти это сообщение как будто пришлось по душе.

— Понятно, понятно. Это очень интересно. У вас есть сигареты, Гарри?

— Я подумал, вам нельзя…

— Когда мне захочется, я могу закурить. И сейчас мне захотелось.

Гарри дал ей сигарету и чиркнул зажигалкой. Из ее улыбающегося рта дым пошел завитками.

— Очень интересно, — повторила она. — Вам это ни о чем не говорит?

— Нет.

— Он сказал мне по телефону, что отправляется в дальний путь. Значит, он и отправился. Без нее.

— Что вы хотите этим сказать?

— Он сбежал от нее точно так же, как в свое время сбежал от меня.

Впервые со времени знакомства Гарри видел Дороти довольной. Глаза у нее стали ясными, исчезла горькая складка рта, а когда она снова заговорила, в голосе ее слышались мечтательные нотки:

— Представляю, как она сейчас себя чувствует. Странная штука жизнь, это гигантский обман. Когда-то она провела меня, теперь настал ее черед.

— Дороти, это не…

— А кто та другая женщина, которая увела его на этот раз?

— Нет никакой другой женщины, — довольно грубо ответил Гарри.

— Почему вы так в этом уверены?

— Я в этом уверен не больше, чем в чем-либо еще. В жизни никто из нас не получает письменных гарантий в чем бы то ни было, но у каждого есть глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и голова, чтобы делать выводы. То, что я вам сказал, это мой вывод.

— А скажите-ка мне одну вещь, Гарри.

— Если смогу.

— Когда Рон увлекся этой женщиной, этой самой Эстер, он сказал вам об этом? Поделился с вами?

— Нет, — солгал Гарри, так как понимал, что правда положила бы конец его общению с этой женщиной.

А правда заключалась в том, что Гарри первым узнал об Эстер. До сей поры он помнил, как Рон впервые заговорил с ним о ней: «В кафе «Темгохз» я вчера встретил девушку. Хороша собой, взгляд ее обжигает, как удар хлыста. Понимаю, что это непорядочно, но мне хочется снова повидаться с ней. Как ты думаешь, что мне делать?» Гарри в ответ сказал все, что подсказывали ему совесть и здравый смысл: «Не переживай и забудь о ней, у тебя жена и дети» и так далее, Рон искренне согласился с доводами друга. Но не менее искренне на другой день позвонил Эстер, пригласил ее на ленч и закрутил с ней любовь.

— Вот видите! — с удовлетворением заметила Дороти. — Если Рон в свое время не сказал об Эстер, почему он должен был рассказывать вам о новом увлечении?

— Да нет никакого нового увлечения.

— Подождем, время покажет.

— Ничего другого я пока что сделать не могу.

— Я-то знаю, что бы я сделала. Сказать?

— Прошу вас.

— Я бы натравила на него полицию, а когда они схватили бы его, заставила бы Рона платить, платить и платить.

«Я совершенно уверен, что ты именно так и поступила бы», — подумал Гарри. И тут он почувствовал себя таким усталым, что продолжать разговор с Дороти ему уже не захотелось.

Дороти, напротив, все больше оживлялась и воодушевлялась, словно чужие беды и страдания сообщали ей новый заряд энергии.

Это был праздник ее души: Рон исчез, Эстер покинута, Гарри переживает за друга.

И она вперила в Гарри жадный взгляд, будто он прятал за спиной какое-то лакомство ей на сладкое.