В тихом омуте...

У меня жутко болела голова – эти игры были не по мне, ясно. Быть сообщницей Нимотси меня совсем не грело, я предпочла бы умереть случайной свидетельницей, с которой все взятки гладки. Но ты-то уже умерла, и странно, что тебя не пристрелили, а выбросили в окно…

Действительно, странно. Что-то мучило меня, и теперь наконец я поняла – что. В Нимотси разрядили, должно быть, целую обойму, хотя одного выстрела профессионала было бы достаточно. А то, что работали профессионалы, я не сомневалась – уж слишком подготовленными они были, уж слишком бесшумно выходили через крышу, и даже всегда задраенный чердачный люк оказался открытым, и лифт перестал ходить именно во время убийства, хотя до этого целый месяц работал исправно. Они убили его выстрелами из пистолета, наплевав на контрольный выстрел в голову, а Веньку выбросили из окна, хотя с тем же успехом могли убить тоже; во всяком случае, шуму бы было гораздо меньше, а выталкивая тело, которое будет найдено тотчас же, они здорово рисковали.

Риск – благородное дело. И с пистолетом ничего, сукины вы дети… При чем здесь пистолет, откуда он всплыл? И откуда я знаю, что это именно пистолет? И почти тотчас же вспомнила – кто-то в толпе сказал:

"И пистолет рядом с ней”.

Вот и все.

В задумчивости я нарисовала мужской профиль и присобачила к нему козырек, а к козырьку – тулью. А на тулью водрузила кокарду нашей доблестной милиции. Но полковник Зорин, он же дослужившийся до генерала Шарапов, получился у меня неважнец.

Я перевернулась на спину – ее покалывал жесткий ворс ковра – и закинула руки за голову. Ну, с товарищем Шараповым, он же полковник Зорин, проблем не будет вообще, для них картина предельно ясна: двое любовничков-маргиналов, а-ля Ромео и Джульетта, Лейла и Меджнун, Бонни и Клайд, страшно поцапались с утра пораньше – уж неизвестно по какой причине, – она его пристрелила, а потом сама выбросилась из окна… Очень правдоподобно, включая наркотики и филиал химической лаборатории, который Нимотси устроил на моей девственной кухне всего лишь за ночь. А если прибавить сюда полностью уничтоженную посуду…

Именно так подумали бы унылые типы из районного отделения милиции, у них и без дешевой бытовухи забот полно. А подумав, закрыли дело.

И никаких проблем. Так что со стороны районного отделения я в полной безопасности.

"Ни фига не в безопасности, – вылез вдруг Иван, – свеженькая, выбросившаяся с девятого этажа покойница встала, отряхнулась и отправилась в банк получать денежки. Сняла всю сумму и глазом не моргнула, хотя имела право только на половину”.

"Не думаю, что какой-нибудь занюханный следователишка, обремененный тремя детьми и маленькой зарплатой, может даже представить себе, что у меня есть счет в банке”, – огрызнулась я.

"Он-то нет, а вот журналист Фарик, с которым вы неоднократно катались в этот банк, – наверняка, – не унимался Иван. – Он сразу прощелкает, что мертвая ты – это вовсе не ты. А уж у твоей ненормальной подруги этот Фарик наверняка исследовал каждый сантиметр тела…"

"Давай-ка без пошлостей”, – поморщилась я.

"Если без пошлостей – то как раз сейчас он наверняка не спит и голову ломает – зачем ты это сделала? Может, из-за двенадцати тысяч? Но в любом случае – тебе каюк”.

"Точно-точно, это как два пальца об асфальт, – встрял Нимотси. – И получишь ты пулю в плоскую грудь от этого отморозка, как его-то бишь зовут… Марик, что ли?.. Сомнительное имя. А пуля – вещь неприятная, уж поверь моему жизненному опыту. И они тебя достанут, ангелы мщения легко это делают. Достанут из-под земли и порешат”.

"Не хотелось бы тебя огорчать, но вполне может быть”, – грустно сказала Венька.

"Но я же ни в чем не виновата”, – попробовала оправдаться я.

"Что ж не осталась? Кто побежал – тот и виноват, – пожурил меня Иван. – Но если уж побежала, то беги дальше, пока хватит сил”.

"Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!” – не к месту пропел Нимотси.

"Заткнитесь, умники”, – мысленно ругнулась я, перевернула страницу альбома и разграфила ее на три равные части.

В первой поставила знак, означавший вполне невинные случайные связи, но в моем случае – людей, которые убили Нимотси.

Во второй продублировала изображение так понравившейся мне милицейской фуражки.

В третьей просто написала ФАРИК и МАРИК.

И спустя некоторое время страница выглядела так:

Итак, я обвиняюсь сразу по трем статьям, тремя разными творческими коллективами. Апеллировать было не к кому, разве что к полумифическому Интерполу, если Нимотси не соврал. Но и ему нужна была не я, а какие-то доказательства, которых у меня не было.

Натасканная Венькой и тертым калачом криминальным журналистом Фариком, я преодолела малодушное сопротивление и выбрала наихудшие варианты во всех трех позициях, – и только потом подвела черту. Финал моих размышлений выглядел скупо и составил только два слова: “Делай ноги”.