В тине адвокатуры

— Сейчас видно честного человека, со спокойною совестью! — изрек скорый на приговоры Охотников.

Наблюдательный Гиршфельд тоже остался очень доволен новым знакомством, но совершенно в ином смысле.

«Дока на доке, докой погоняет!» — думал он, припоминая виденные им новые лица.

«И маменьке, и старшей дочке пальца в рот не клади — откусят! — продолжал он далее варьировать свою мысль. — В крепкие сети попался его сиятельство!»

Мысль его перенеслась на молодого князя.

«Надо помочь любящим сердцем — сослужить службу и тем, и другим — весь этот люд может очень и очень пригодиться».

Николай Леопольдович чутьем провидел возможность создать из окружающих Шестова лиц верных себе сподвижников. Он, как мы увидим, и не ошибся.

В виду таких соображений, Гиршфельд поспешил познакомить с Боровиковыми свою жену, и Михайловна вскоре сделалась ее задушевной приятельницей. Почти ежедневно бывала она у Стефании Павловны, куда неукоснительно являлся Шестов. Стеша, по приказанию Николая Леопольдовича, часто и подолгу оставляла их одних, извиняясь хозяйственными распоряжениями и наблюдением за детьми. Гиршфельд не преминул вскользь намекнуть князю, что он это устраивает для него, и тот был преисполнен благодарности. Вскоре Николаю Леопольдовичу пришлось оказать ему еще большую услугу. Агнесса Михайловна почувствовала себя в интересном положении. Она казалась в отчаянии, между тем как Шестов торжествовал.

— Это связывает нас на веки — ты теперь не бросишь меня! — восторженно говорил он.

— Это ужасно! Надо принять меры, у меня не должно быть ребенка. Узнает мой муж — он опозорит меня. Моя мать не пустит меня на порог своего дома, знакомые отвернутся… Я застрелюсь, если увижу, что поздно принять какие бы то ни было меры.

— Подумай, что ты говоришь, ты значит не любишь меня?

— Глупый, люблю, конечно, люблю, но пойми, ведь это позор. У меня законный ребенок, сын, что скажет он, когда вырастет. Разве куда-нибудь скрыться, потом отдать в воспитательный! — соображала она.

— Моего… нашего ребенка… в воспитательный! — в отчаянии восклицал князь. — Ты сошла с ума!

— Ты прав, может я и сама не в состоянии буду расстаться с ним! Лучше смерть!

Он всячески старался утешить ее, но она ничего не хотела слышать. Князь Владимир окончательно упал духом.

«Посоветоваться с Николаем Леопольдовичем!» — мелькнуло в его уме.

Он отправился к нему. Спокойной и участливо выслушал Гиршфельд Владимира.

— Успойтесь, князь, дело совсем не так сложно и важно, как кажется вам обоим. Я поговорю с ее матерью и с ней.

— Это невозможно! — вскрикнул князь. В голосе его прозвучало отчаяние.

— Почему? — уставился на него Николай Леопольдович.

— Ее мать ничего не знает!

Гиршфельд улыбнулся.

— Наконец, я не должен был ее компрометировать и перед вами. Она мне этого никогда не простит. Она особенно просила, чтобы я вам, как своему другу, не поверил бы тайну наших отношений.

— Другой мой, женщина часто просит не делать именно того, что она искренно и настойчиво желает, — снова усмехнулся Николай Леопольдович.

Владимир вопросительно уставился на него.

— Я этого не понимаю.

— И не мудрено, у вас видимо были слишком легкие отношения к женщинам, вам не приходилось, да и не было надобности их изучать, а я, увы, знаю женщин слишком хорошо.

Он глубоко вздохнул и замолчал.

Встреченные Гиршфельдом на жизненном пути женщины вереницей пронеслись мимо него, пленительный образ Пальм-Швейцарской мелькнул в тумане.

Князь тоже молчал.

— Вы, надеюсь, верите в мою опытность, верите в знание людей, верите, наконец, в мое к вам расположение, скажу более, искреннюю дружбу, — начал Николай Леопольдович.

— О, конечно, конечно, — вскочил с кресла Владимир и крепко с чувством пожал ему руку.

— Если так, то сядьте, успокойтесь и выслушайте меня внимательно.

Тот послушно сел.

— Вы говорили мне не раз, что ваше искреннее желание состоит в том, чтобы жить вместе с Агнессой Михайловной, под одной крышей, так сказать maritalement?

— О, да, да, но, увы, я должен, кажется, навсегда отказаться от этой мысли!

Владимир было просиял, но тотчас снова омрачился.

— Она ни за что не согласится; не далее как нынче утром она мне не позволила даже говорить об этом.

— Ну мне-то позволит, — уверенно ответил Николай Леопольдович.

Тот испуганно посмотрел на него.

— Не бойтесь, — продолжал Гиршфельд, — и верьте, что все, что я сделаю, будет сделано к вашей пользе и к вашему счастью. Сидите здесь, много через час я привезу ее сюда, к жене, она лично изъявит вас согласие и вы отсюда же поедете нанимать вашу общую квартиру.

Николай Леопольдович говорил об этом так спокойно, как о совершившемся факте. Это спокойствие сообщилось и князю.

— Если только это случится, то такие услуги не забываются до гроба, — вскочил он и бросился обнимать Гиршфельда.

— Так я еду!

— Поезжайте! — несколько упавшим голосом произнес Владимир.

В его взгляде на Николая Леопольдовича отразились страх и надежда. Гиршфельд внимательно посмотрел на него.

— До свиданья, до скорого! — пожал он ему руку.