В тине адвокатуры

— Разбудите меня, Дуняша, завтра пораньше, как только начнут запрягать лошадей, я лягу, мне что-то нездоровится.

— Ложитесь, ложитесь, барышня, ваше сиятельство, как тут не нездоровиться с такого-то горя! — заметила та, оправляя постель.

Княжна разделась и легла. Сон ее был чуток и тревожен.

Она проснулась рано, нежели в ее комнату вошла Дуняща и доложила, что лошади готовы.

Княжна стала одеваться.

— Князь проснулся?

— Никак нет-с, и не придумаем, что с ним случилось. Яков с четырех часов на ногах и уже с час как стучится. Ни ответа, ни привета.

Одевшись во все черное, княжна вышла в залу, а потом на подъезд, у которого уже стояла коляска.

На дворе собралась вся дворня, толкуя между собой и разрешая на разные лады причины такого странного долгого сна князя Александра Павловича.

— Не ладно это, братцы! — слышались возгласы.

— Может быть и помер? — догадывались другие.

— Разбуди барыню и доложи ей! — увещевал Яков Стешу.

— Поди, попробуй, разбуди сам. Стану я их сиятельство из-за всяких пустяков тревожить.

— Какие же пустяки? Может он там на самом деле не живой.

— Держи карман, не живой, смотре живехонек и здоровехонек по деревне разгуливает, раньше тебя встал… — заметила Стеша.

— Это всего раз и было, что я его проспал… — оправдывался он.

— Было, значит и теперь может быть! — безапелляционным тоном решила она.

Некоторые из дворни вскарабкались на окна кабинета, но они были завешены темно-зелеными толстыми репсовыми шторами.

— Может быть князь и в самом деле ушел, так я поеду одна, а то еще опоздаю, — заметила княжна и села в коляску.

— Пошел! — сказала она кучеру. Коляска покатила.

Дворня, полуубежденная категорическим заявлением Стеши, стала расходиться, все еще рассуждая о той или другой возможной случайности.

Один Яков нет-нет да продолжал стучаться в запертую дверь кабинета своего барина.

Ответа на стук не было.

Первое лицо, которое встретила на т-ском вокзале княжна Маргарита Дмитриевна, был Николай Леопольдович.

Проведя последний день своего пребывания в Т. с Дмитрием Павловичем, он довольно рано вернулся домой и начал укладываться.

Открыв чемодан, к удивлению своему, нашел в нем потерянный накануне ключ от номерной двери, видимо случайно упавший в раскрытый чемодан, стоявший около двери, когда лакей уходя хлопнул последней.

Сперва он хотел позвать лакея и возвратить ему ключ, но потом раздумал.

— Возможно пригодится! — мелькнуло в его практическом уме.

Он положил ключ в карман.

Когда утром, перед отъездом на поезд, он потребовал счет, то хозяин гостиницы, толстенький, чистенький обрусевший немец, явился сам и объяснил, что по приказанию князя Александра Павловича, он все записал на его счет, а потому денег принять не может.

Он, между прочим, рассыпался в извинениях в причиненном постояльцу беспокойствии историей с ключом.

Николай Леопольдович уехал на вокзал.

Утром на станции Т. происходит скрещение поездов, и поезд, на котором в этот день ехала Маргарита Дмитриевна, прибывает ранее минут на десять.

Таким образом состоялась их встреча.

— А князь? — дрогнувшим голосом спросил он ее.

— Князь спит! — выразительно отвечала она ему.

— Спит! — повторил он машинально.

— Ни вчера, ни сегодня его не могли добудиться. Существует, впрочем, предположение, что он встал сегодня ранее обыкновенного и ушел, как это с ним не раз случалось, — продолжала она ровным голосом.

Он крепко пожал ее руку.

— Здесь тебя ждет горе и радость! — заметил он.

— Радость? — вопросительно поглядела на него она.

— Радость видеть счастье твоей сестры — невесты доктора Шатова.

— Ты знаешь?

— Это знает весь город.

— Вот как!

Он передал ей в коротких словах сцену обручения у постели умирающего и то, что Шатов после смерти князя Дмитрия счел нужным объявить всем о его положении в его доме.

— Он торопится! — сквозь зубы прошипела она.

— Что ты сказала? — недослышал он.

— Я говорю, что эта радость ничто в сравнении с постигшим нас горем и что свадьбу эту придется теперь, конечно, отложить, по крайней мере, на год.

— Это будет всецело зависеть от жениха и невесты. Быть может они пожелают, исполняя волю покойного, поспешившего с их обручением, обвенчаться тихо, без обычного торжества.

— Это было бы крайне бестактно. Свадьба до истечении года со дня смерти отца! На сестру я имею влияние… — вспыхнула княжна.

Гиршфельд проницательно посмотрел на нее.

— Ты недовольна выбором сестры?

Она вскинула на него глаза, горевшие зеленым огнем.

— Какое мне дело до ее выбора! — запальчиво произнесла она. — Но все-таки было бы лучше, если бы эта свадьба не состоялась никогда.

— Почему?

— У меня есть на это свои причины, я их, конечно, объясню тебе. Теперь же поверь мне на слово, что они основательны.

— Верю.

— Но сделать это будет трудно.

— Не труднее того, что уже сделано. Если ты говоришь, что нужно, чтобы свадьбы этой не было — ее и не будет.

— Ты говоришь так уверенно.

— Имею на это тоже свои причины и тоже, конечно, объясню их тебе. Поверь мне теперь тоже на слово.

— Верю.

— Господин Шатов мужем моей сестры не будет! — с расстановкой, как бы про себя, добавила она.