В тишине, перед громом

— Разрешите мне, Семен Афанасьевич, — деликатно вмешался Нилин. — Мне кажется, надо прислушаться к тому, что докладывает Каротин. Видите ли, поездки Грюна и Вольфа только для контактов со Штурмом не выглядят целесообразными. Зачем? Линия связи с Москвой и Одессой налажена, документы поступают. Для чего же ездили туда Грюн и Вольф? С кем встречались? Неизвестно. Этого мы еще не установили. А встречи, есть все основания полагать, были немаловажными. Смерть Богдана после ночной поездки в Нижнелиманск — разве этого мало?..

Надо отдать справедливость Лисюку: Нилина он слушал обычно не перебивая — уважал.

— Это все рассуждения, умозрительный ход мыслей, так сказать, — продолжал Нилин. — Но есть и еще факт. Мой источник, который много лет вращается в здешних немецких кругах, только что информировал меня о следующем. В свое время, еще в годы мировой войны, ему было известно о существовании человека, который, по его соображениям, был резидентом германской разведки в Нижнелиманске. Фамилия резидента была не то Вермель, не то Вернер, не то Вегнер — источник точно не помнит.

На меня пахнуло жаром, словно я раскрыл дверцу русской печи.

— А может, Верман?

— Может быть, — спокойно согласился Нилин, — я же говорю, что источник не помнит. Но вот что он знает твердо: этого человека называли «Швейцарцем».

«Швейцарцем?! Вот в чем дело — не немец, а швейцарец…»

— Что это вы так побледнели, товарищ Каротин? — спросил Нилин.

— Так ведь письмо посольства адресовано Верману…

— Я помню. Но не исключено, что это — простое совпадение. А Вернер или Вегнер мог давно отбыть восвояси и наслаждаться спокойной жизнью в кругу семьи. Однако дело в том, что моему источнику стало известно, что того самого Швейцарца три недели назад видели на Дерибасовской.

Теперь меня бросило в озноб. Я сразу вспомнил, что наш юрисконсульт Верман несколько дней назад ездил в Одессу. Правда, эта поездка нам ничего не дала, хотя Кирилл и Сергей Иванов не спускали с Георгия Карловича глаз.

Впрочем, я покуда прикусил язык.

— Это в корне меняет ситуацию, — заканчивал между тем Нилин. — И я полагаю поэтому, Семен Афанасьевич, что соображения Каротина не лишены оснований. Поищем Швейцарца. И здесь и в Нижнелиманске. Если тот действительно появился, надеюсь, мне не нужно говорить, какой это серьезный симптом. Ликвидировав сейчас группу Штурма, мы рискуем оказаться в положении хирурга, который удалил метастазу, но оставил в организме больного основное злокачественное новообразование.

В напряжении я смотрел на Лисюка. Он справился:

— Новое образование — это что?

— Рак, — коротко ответил Нилин.

Начальник управления пошевелил пальцами.

— Значит, что ж, нельзя еще докладывать в Москву? — вдруг совсем по-детски спросил он.

Под очками Нилина на мгновение мелькнули искорки иронии и тотчас исчезли.

— Нет, почему же, Семен Афанасьевич, — сказал он. — Можно доложить о первом успехе управления и о том, что оперативная группа углубляет поиск.

— Верно! — обрадовался Лисюк. — И это не будет выглядеть хвастовством.

Начальник управления еще минуту подумал, шевеля пальцами, и хлопнул руками по коленям.

— Принимаю такое решение. — Голос его снова звучал властно. — Вам, товарищ Каротин, немедленно вернуться в Нижнелиманск. Форсировать поиск. Докладывать регулярно. Вам, Петр Фадеич, координировать действия в Нижнелиманске и Одессе.

Лисюк встал с кресла и направился к своему месту. Встали и мы с Нилиным. Не садясь, он через стол протянул мне руку:

— Желаю успеха, товарищ Каротин. А вы, Петр Фадеич, задержитесь на минуту.

Я вышел из кабинета и подождал Нилина. Он привел меня к себе, и мы молча покурили.

— Вот так, — наконец сказал Петр Фадеевич и вздохнул. — Что, тоже закурили? Ладно. Комментариев не будет. Между прочим, вы, конечно, обратили внимание, как в Германии вдруг громко наших немцев полюбили, а?

Еще бы этого не заметить! Вот уже неделю нацистские газеты вели резкую кампанию против нашей страны, печатая целыми сериями статьи о «голоде» и «ужасах», которые, дескать, переживают немцы в СССР. «Союз заграничных немцев», это шпионское заведение фон Боле, даже открыл в Берлине выставку писем, понятно, подложных, и всяких других фальшивок, доказывающих эти самые «ужасы». Потом в германской столице начали кружечный сбор в пользу «голодающих в России братьев».

— А сегодня вы газеты уже видели? Нет? Взгляните тогда. — Нилин взял со стола и протянул мне «Известия». Одна заметка была отчеркнута красным карандашом.

Я прочитал:

«По сообщению агентства Вольфа, рейхсканцлер Гитлер, а вслед за ним и президент Гинденбург внесли свои пожертвования в фонд «помощи» мнимым «голодающим» в СССР немцам».

— Пикантно, не так ли? Каков человеколюбец! Ну, поезжайте, Алексей Алексеевич. Да, кстати, — поднял Нилин указательный палец, — в порядке информации: Фальца благополучно довели до места.

— Фальца? Какого Фальца?