В тишине

— И вы были правы, — прервал Джек. — Думаю, вы знаете об анатомии больше, чем наша Скалли, но мы были бы благодарны, если бы вы держали свои открытия при себе.

Катлер поднял руки.

— Поверьте, я не собираюсь красть у Торчвуда его славу — он вздохнул. — Но если это просочится наружу… — он взъерошил и так беспорядочные волосы. — А мы все знаем, что это просочится. И когда это произойдет, я окажусь под обстрелом прессы. Так что чем быстрее вы найдете ответы, тем счастливее я буду.

Джек кивнул.

— И я. Поэтому сообщите, что нашли ваши парни, пока мы добирались.

— Не так-то уж и много, — уныло улыбнулся Катлер. — В 9:15 утра жертва находилась в душе. Он пел, по показаниям пары из соседнего номера. Минут через пять они услышали звук разбитого стекла, это могло быть окно ванной. — Он взглянул на Джека. — И тогда Льюэлин прекратил петь. Через пару минут он начал кричать, но недолго. Соседи услышали, как жена колотит в дверь ванной, тогда они пошли и позвали хозяев. — Он сделал паузу. — Они позвали нас. Я позвал вас.

Джек посмотрел на открытый чемодан на полу, на тюбик с кремом для лица на маленьком трюмо.

— Так где его жена?

— В больнице. Бессмысленно пытаться с ней говорить. У нее обширный «удар». В прошлом году уже был один. Думаю, картина вывернутого наизнанку мужа вызвала очередной «удар».

Гвен уставилась на него отчасти из-за его бесчувственности, и отчасти выговаривая себе за то, что находит его настолько сексуальным, хотя совсем недавно вышла замуж. И все же она думала, — рассматривая, как морщины на его лице собираются там, где могла бы быть ямочка, если бы он по-настоящему от души рассмеялся, — что нет ничего плохого в том, чтобы смотреть.

Катлер перехватил взгляд.

— Извините. Бестактность — составляющая моего обаяния.

Гвен вернулась на место преступления. Она хмурилась.

— В ванной сломано зеркало. Словно в него ударили.

— Я подумал, наверно, это Льюэлин поломал при сопротивлении, — отозвался Катлер.

Выражение лица Джека стало мрачным.

— Ну, или что бы это ни сделало, оно становится злее.

Нависла длинная пауза, которую нарушил Катлер.

— Ох, замечательно. «Что бы» не «кто бы». Я думал, что покончил со всем этим дерьмом после последнего раза. — Он поднялся и посмотрел на Джека долгим взглядом, который перетек в сардоническую улыбку. — Удачи с этим.

Он был в дверях спальни, когда его мобильник зазвонил: ни звучной мелодии, ни веселого рингтона, обычная телефонная трель разрезала тишину.

— Катлер, — телефон теснее прижался к уху, он взглянул на Джека и Гвен цепким взглядом из-под спадающих на глаза волос. — Где? Ладно, держите место закрытым, людей выведите. Я уже еду.

Смотря, как он закрывает крышку телефона, Гвен знала, что именно он скажет, еще до того, как прозвучали слова.

— Еще один.

Снаружи разразились небеса.

Глава седьмая

Эдриенн Скотт рассматривала дождь по другу сторону от армированного окна, искажающего ее отражение. Ее левый глаз лениво сполз под нос, превращая ее тщательно накрашенное лицо в провисший круг, а правый — разглядывал сам себя и мешок под глазом, который дорогие кремы уже не могли замаскировать. Она выглядела жесткой и уродливой. Стильный узел, который влетел в копеечку, был тугим, стершим всю мягкость с ее худого лица. Замечательно для зала суда, но, возможно, не так замечательно для обычной жизни. А может быть, это было ее истинное лицо.

Плохая мать.

Капли за окном стали крупнее, тихо колотясь в укрепленное стекло, а рот ее альтер эго слегка задрожал, прежде чем смешаться с подбородком. Может быть, такой ее видит Райан: уродливый монстр, которого следует избегать. В каком-то роде ей хотелось, чтобы так оно и было. По крайней мере, видь он ее хотя бы как монстра, это бы означало, что она присутствует в его жизни и не так раздражающе, как все остальные, с кем ему поневоле приходится иметь дело. Но Эдриенн не обманывалась этой мыслью. В маленькой, мертвой части ее сердца она знала, что ничего не значит для Райана. Вообще ничего. Она была такой же неуловимой, как прозрачное отражение на окне, бессмысленно старающееся задержаться там подольше.

Позади нее Райан аккуратно перешел с «Прогулки по воздуху» на «Где же ты любовь?» из мюзикла «Оливер»! Даже несмотря на Чери, пытающуюся влить ему в рот жидкость, каждая нота одна за другой звонко и текуче вырывалась из его рта. Каждый раз, когда ее мальчик пел, чарующая эмоциональная среда, созданная его голосом, делало для каждого почти невозможным поверить, что он может быть так отгорожен от людей. Никто не мог так петь без огромного запаса эмоций, заползающих к ним под кожу.