В тишине

— Так пишут в газетах. Должно быть правдой. Муж Марии Бруно признался под давлением о своих долгах и из-за постоянного унижения и угрозах развестись убил свою жену, вырезав самые важные для нее органы. Но перед этим он попрактиковался на парочке других, бродя по улицам Кардиффа в плотном черном плаще с капюшоном, выискивая жертв и зверски убивая их. Но жажда крови росла и даже после безжалостной расправы над женой Мартин Мелой не смог остановиться. — Джек распахнул глаза, усиливая эффект своих слов; его голос был полон нот карнавальной мелодрамы викторианской эпохи. — И тогда инспектор Катлер аккуратно расставил сеть, приближаясь к нему. Когда провалилась последняя попытка убийства, он выбрал трусливый путь и покончил с собой, оставив только жалкое послание: «Мне жаль. Я во всем виноват».

Бровь изогнулась в дугу. А бутылка взмыла, салютуя полицейскому.

— Если так говорится в прессе, должно быть правдой, — Катлер покрутил стакан в руках. — Я рад, что тебя это забавляет.

Джек вздохнул.

— Иногда нужно видеть и светлые стороны. Иначе темнота сведет тебя с ума. Прими это к сведению от того, кто знает.

— Бедный Мелой.

— Нет, — Джек помотал головой. — Он мертв. Его это не ранит.

Катлер не казался таким уж убежденным в этом.

— Знаешь, что по-настоящему забавно? — неожиданно спросил он.

— Ну-ка.

Джек видел морщины и складки на лице мужчины рядом с собой. Много их пролегало через лоб и щеки и через пару лет им не хватило бы места. Ни одна из морщин не казалась порожденной смехом.

— Задумайся. Я вонзил нож в свою карьеру, притворившись, что подделал улики, а теперь восстановил карьеру, на самом деле подделав улики и подставив мертвеца. ДНК Мелоя обнаружат на каждом месте преступления или на каждой жертве, просто если кто-то решит доказать его невиновность, — он покачал головой. — И мою руку направлял Торчвуд в обоих случаях. — Проведя рукой по беспорядку песочного цвета волос, покрывавших его голову, он встретился взглядом с Джеком. — Так что ты можешь поздравлять меня, сколько душе угодно, но мы оба знаем, что все это чушь. Тут нет правды и правосудия. Все фарс. Совсем как тогда.

Джек помотал головой.

— Ты ошибаешься. Ты не считаешь случившееся с Райаном Скоттом и пришельцем правосудием? И ты серьезно думаешь, что мир готов к правде о Рифте и всем, что оттуда вылезает? — Катлер не отвечал. — Конечно же нет. Если бы думал, не молчал бы все эти годы. Просто это не так легко, как черное или белое, правильное или ошибочное, хоть иногда с моей работой легче было бы ужиться, будь все так. Правда — это то, как ты воспринимаешь ее. Правда изменчива.

— Правда всегда есть, Джек. Скрыта в самом внизу. Ты знаешь об этом. Ты просто делаешь выбор и надеешься, что он был лучшим, — улыбнулся Катлер. — И я тебя за это уважаю. Но не думаю, что я мог бы жить по этому правилу.

Они пили в тишине, каждый погрузившись в собственные мысли. Тишину нарушил Джек.

— А ведь я мог бы сделать это правдой. — Он искоса посмотрел на полицейского. — Я мог бы сделать так, чтобы ни одна из правд не происходила на самом деле. А написанное в газетах стало бы реальностью. — Он замолк. — У нас есть нечто. Что-то, что облегчает память. Убирает ненужное. И поверь мне, обычно это к лучшему.

— То есть, так вы поступаете с неудобными людьми вроде меня? — Катлер помотал головой. — Это не делает все более правдивым. Оно делает все правдивым только для меня. А это совершенно разные вещи. Я сохраню мозг нетронутым. Если ты не против. Огорченным и запутанным — таким я люблю быть.

— Я полагал, что ты так ответишь. Но было бы грубо не предложить.

— И я благодарен тебе за предложение, — Катлер оттолкнулся от стола. — Вот схожу в комнату для маленьких мальчиков. А потом куплю тебе хороший напиток. Правильный. С алкоголем и всем остальным, — он замолк. — Хорошо бы было, служи ты в полиции, Харкнесс.

Джек ухмыльнулся.

— Я бы перехватывал их.

— Ты и так перехватываешь.

Двадцатью минутами позже Гвен стояла в дверях бара с руками по бокам, ее тонкая фигура отсвечивала в огнях. Только когда она прошла внутрь, Джек увидел две морщинки между бровями. Джеку стало интересно, будет ли он знать ее, когда эти морщины поселятся там навсегда. Все было неопределенно. Все могло измениться. Сколько Гвен осталось? Будет ли ее жизнь длиннее, чем у Тошико или у Оуэна или всех других, которые умерли у него на глазах во имя Торчвуда? Во рту появился горьковатый привкус.

Гвен смотрела на привалившегося к бару полицейского, уронившего светлую голову на руки. Межу его лицом и отполированной поверхностью издавался сопящий храп.

— Я так понимаю, виновата не выпивка?

— Нет, — помотал головой Джек.

— Не думаю. — К ним присоединился Янто. Его аккуратный костюм представлял собой противоположность катлеровскому, рубашка которого выбилась из штанов на спине. — Реткон?

— Аха, — Джек поднялся. — Я бросил его в напиток, когда он отошел в уборную.